Вейн коротко рассмеялся; смех звучал почти как извинение.
— Господи, как напыщенно я говорю! Но потом я полюбил, Каролина. Да разве этим словом выразить такое чувство, как наше? Ведь то, что между нами, — гораздо глубже, значительнее, и это невозможно передать словами!
— А те, другие женщины? — начала Каролина, но лорд Брикон наклонился, и губы его вдруг оказались совсем рядом с ее губами.
— Стоит ли нам говорить о них, любимая? — спросил он. — Они всего лишь тени — бледные, слабые, ничего не значащие тени, которые мне как-то трудно припомнить сейчас, когда ты рядом, и я ощущаю на щеке твое дыхание, когда знаю, что стоит лишь протянуть руку, и я почувствую биение твоего сердца.
У Каролины гулко застучало сердце, и она глубоко вздохнула.
— Каролина, посмотри на меня.
Она посмотрела ему в глаза и поняла, что даже и не догадывалась раньше, насколько сильно он ее любит. Если он попал в колдовские сети, то и с ней случилось то же самое; сто лет пройдет или сто веков — неважно, — им никогда не вырваться из этих сетей. Долгое, долгое мгновение они смотрели друг на друга. Затем бережно, с невыразимой нежностью лорд Брикон обнял ее.
Долго они сидели так, прижавшись друг к другу, охваченные восторгом, мучительнее и прекраснее которого ничего никогда не испытывали. Когда Каролина, наконец, шевельнулась, чтобы прижаться лицом к его плечу, он почувствовал, что она близка к слезам.
Миновал час, и еще один. Они то говорили, то молчали, но каждое мгновение были счастливы, словно ни один из них не ведал ранее, что такое счастье. В объятиях Вейна Каролина испытывала дрожь и трепет, но не было страха, который он возбуждал в ней прежде. Никакие слова и доводы не могли бы подействовать на нее так, как его нежность — она помогла ей оценить его бескорыстие и преданность. Теперь она поняла, почему его страсть и желание были подчинены более высоким чувствам — стремлению поступать так, чтобы было лучше для нее.
— О Вейн, — сказала она, наконец, чуть всхлипнув, — если это не может продолжаться вечно, тогда я хотела бы умереть сейчас, в твоих объятиях, и с радостью встретила бы смерть.
В ответ он чуть крепче прижал ее к себе и тихо сказал:
— Мы же условились не говорить о будущем. Пойдем, любовь моя, ты, должно быть, проголодалась. Я отвезу тебя в гостиницу недалеко отсюда, где можно перекусить. Я чувствую, тебе не хочется возвращаться в замок и позволить кому-то вторгнуться в наш золотой день.
— Да, пожалуйста, давай не будем возвращаться! — воскликнула Каролина.
Гостиница оказалась крохотной; они были единственными посетителями. Польщенный и обрадованный их приездом, хозяин старался изо всех сил, и ленч удался на славу.
Позже они снова катались верхом. Лорд Брикон прекрасно знал здесь все места и показал Каролине малоизвестную большую, поросшую травой дорогу, по которой они мчались галопом; тихий лес, где можно было побродить; у маленькой речушки они отпустили лошадей напиться, а сами сидели, беседуя, на берегу, золотистом от лютиков.
Наконец, солнце начало опускаться между далекими холмами, и на землю легли длинные тени.
— Пора поворачивать к дому, — сказал лорд Брикон. Каролина вздохнула.
— А это обязательно? — спросила она, и он кивнул.
— Что, если мы убежим, как Харриет и Томас Страттон? — сказала она. — Исчезнуть для всех, кто нас знал; для всех, кого мы знали, — разве это не блаженство?
— Еще, какое блаженство, — согласился лорд Брикон. — Только, Каролина, ты и сама знаешь, это невозможно.
Каролина вздохнула. Она поняла, хоть он и выразился очень коротко: куда бы они ни отправились, как бы ни открещивались от своих обязанностей и положения в обществе, мысль о Кэсси всегда будет преследовать их.
Когда они подъехали к замку, уже опускались сумерки. Каролина устала, но была довольна и счастлива, отчего все вокруг, даже темные башни, казалось не таким страшным.
Словно ее заполнило золотое сияние дня, так что на какое-то время не осталось места страхам и тревогам, которые — она это знала — ожидали ее.
По ступеням она поднялась ко входной двери и взглянула на лошадей, которых уводили в конюшню. Затем порывисто взяла лорда Брикона за руку.
— Мы поужинаем вместе, — сказала она очень тихо. — Наш день еще не кончился.
— Что, если мы вдвоем поужинаем у тебя в будуаре? — спросил он.
У Каролины заблестели глаза.
— А можно? — выдохнула она.
— Мы можем делать все, что захотим… сегодня, — ответил он.
— Тогда давайте пообедаем вдвоем, милорд, — прошептала Каролина. Она быстро прошла через холл и поднялась по лестнице, словно боялась, как бы что-нибудь в замке не пробудило ее от счастливого сна и не заставило вновь увидеть отвратительную действительность.
В спальне ее ждала Мария.
— Ох, миледи, ну и дела! Только вы уехали, как прибыл викарий и заявил, что хочет видеть его милость. Миссис Миллер разговаривала с ним в холле, и мне удалось услышать весь их разговор.
— И что сказал викарий? — поинтересовалась Каролина.
— Он был ужасно раздражен, миледи, потому что нашел письмо мистера Страттона к мисс Уонтидж.
— Как это похоже на Харриет — оставить на видном месте такую явную улику! — воскликнула Каролина.
— Вот и я так подумала, миледи, — согласилась Мария. — «Моя дочь погублена! — бушевал священник. — И я утверждаю, что его милость несет прямую ответственность за подлое поведение бездельника, которого он называет другом!» — «Что вы, сэр, — ответила ему миссис Миллер. — Если мистер Страттон и увез вашу дочь, то здесь вина не его милости, а ее милости. Ибо она довела мистера Страттона до того, что он объявил себя ее рабом — я слышала это собственными ушами, — а потом отвернулась от него, и в порыве отчаяния, а может, ей назло, он убежал с мисс Уонтидж». — «О Боже! — закричал викарий. — Так вы говорите, что он даже не влюблен в мою дочь? Это уж слишком! Я отправляюсь в погоню и, когда я их настигну, отстегаю этого мерзавца так, что он взмолится о пощаде. Что же до моей дочери — она тоже за это ответит!» С этими словами он натянул свою шляпу и ушел, даже не попрощавшись с миссис Миллер.
Каролина захлопала в ладоши.
— Появляется дракон! Ну, сэр Томас, докажите теперь, на что вы способны! Мария, лучше и быть не может. Если их ничто не задержит, то они должны быть обвенчаны раньше, чем их настигнет викарий.
— Действительно, миледи, надеюсь, что так, иначе, ей-богу, мисс Уонтидж умрет со страху.
— Я не беспокоюсь, — улыбнулась Каролина. — Они уехали намного раньше, и мистер Страттон может позволить себе нанять на почтовых станциях лучших лошадей.
Думая о Харриет, погруженная в мысли о собственном счастье, Каролина вспомнила зловещие слова миссис Миллер, сказанные вчера, и то, что мистер Уорлингем уехал из замка, только когда начала раздеваться, пока Мария готовила ей ванну. Мгновенное чувство опасности заставило ее лихорадочно соображать. Она издала восклицание.
