Эмрис помешивал угли в очаге, разожженном для того, чтобы прогнать промозглую сырость. Винифрида ощипывала цыплят, тщетно пытаясь скрыть встревоженные взгляды, бросаемые на входную дверь. Беспокойство Остина тоже росло. Кэри должен был возвратиться еще два дня назад. Рыцарь успокаивал себя тем, что оруженосец, вероятно, решил переждать непогоду в замке Тьюксбери. Сам он изо всех сил сдерживался, чтобы после каждого хода бесконечной шахматной партии не оборачиваться к двери, не желая выдать нетерпение, с которым он ожидал услышать вести о Холли.
Немногословие отца так подходило задумчивому настроению Остина, что он испуганно вздрогнул, когда Рис Гавенмор вдруг воскликнул:
— Шах!
Бросив украдкой очередной взгляд на дверь, Остин убрал короля, которому угрожал слон, рассеянно оставив при этом без защиты свою королеву.
Расправившись с ней, Рис загнал короля в угол, закрепляя свою победу.
— Мат!
— Победа досталась сильнейшему, — выдавил из себя неискреннюю улыбку Остин, снова расставляя фигуры на доске.
— По-моему, сынок, нам обоим известно, что это неправда.
Остин недоуменно взглянул на него. Голубые глаза отца были ясные, какими он их не видел уже много лет. Это зрелище пронзило Остина болью. Напомнило о тех временах, когда отец был героем, которому он поклонялся. О тех временах, когда вся их семья была счастлива.
— Я был во дворе, — тихо промолвил Рис. Остин расставил фигуры на доске, стараясь не дать выход гневу.
— Холли мне говорила. Тебе не кажется, это было очень некрасиво? Подслушивать, чем занимается собственный сын и его… — он стиснул зубы, — …его жена.
Рис покачал головой.
— Не сейчас. В ту ночь, когда моя мать выбросилась из окна.
Руки Остина замерли. Встретившись взглядом с отцом, он почувствовал, что не может отвести глаза.
— Последний раз я видел ее, еще когда был совсем маленьким, — продолжал Рис. — Мне удалось проскользнуть к ней в башню. Это я сказал матери, что отец развлекается с подружкой. Мать расплакалась. Она крепко обняла меня и сказала, что я хороший мальчик и она очень любит меня. А потом выпроводила из комнаты. — Старик уставился на зажатую в руке шахматную фигуру. — Возможно, если бы я остался… если бы я не рассказал маме об отце и другой женщине…
Остин с удивлением обнаружил, что его опустошенное сердце еще способно прощать. Он взял с доски маленькую фигурку.
— Ты ни в чем не виноват. Ты был лишь пешкой в игре ревности и мести, которую вел твой отец.
— Знаешь, она любила меня. Она была верной, преданной женой.
Остину пришлось приложить все силы, чтобы не дать выплеснуться захлестнувшей его горечи.
— Ты счастлив, что сохранил такие отчетливые воспоминания о своей матери. Рис заморгал.
— Не о своей матери. Я говорю о твоей Гвинет.
Остин был ошеломлен. Впервые после смерти его матери отец отозвался о ней хорошо. Возможно, старик перенесся в прошлое, в золотые летние дни перед той роковой осенью, искорежившей их жизнь.
Рис ласково погладил рукой вырезанную из дерева королеву.
— Она просила меня не посылать ее.
Остин нахмурился, решив, что отец снова заговаривается.
— Куда не посылать?
Отец осторожно поставил белую королеву на соседнее с черным королем поле.
— Эдуард приехал в Гавенмор не для того, чтобы благословить новый замок. Он хотел сообщить, что отказывает мне в дальнейшей поддержке. Он пришел к заключению, что валлийцы — дикий, неблагодарный народ, а их бесконечные бунты убедили его, что пограничные укрепления — лишь бесполезное украшение. Король выразил свое глубочайшее сожаление, похвалил меня за преданность, но отказался переменить решение. Я просил, умолял…
Остин заметил, что Эмрис прекратил помешивать угли, прислушиваясь к их разговору. Винифрида, раскрыв рот, смотрела на старика, зажав в руке цыпленка.
— Мне казалось, я еще смогу поколебать его решимость. Воззвать к чести. Увидев, что Гвинет приглянулась ему…
Остин вскочил на ноги, опрокинув шахматную доску. Во внезапно наступившей тишине, оглушившей его, он слышал, как падают на каменные плиты фигуры.
— И ты послал ее? Ты заставил свою жену лечь в постель с другим мужчиной?
По высохшим, как пергамент, щекам старика потекли слезы, но голос Риса по-прежнему был голосом взрослого мужчины, а не жалобным детским хныканьем.
— Она так горько плакала, умоляя меня не требовать от нее этого. Но я сказал, что если она действительно любит меня, то с готовностью принесет небольшую жертву во имя нашего общего блага. А потом, когда на следующее утро Эдуард распрощался со мной и я понял, что все было напрасно…
Остин, схватив отца за плечи, затряс его, словно тряпичную куклу.
— Ты убил ее за то, что она выполнила твою просьбу? Ты задушил ее за то, что она принесла свою добродетель в жертву твоим тщеславным устремлениям?
Сквозь кроваво-красную пелену ярости Остин слышал пронзительные крики Винифриды, чувствовал, как Эмрис отчаянно дергает его за руку, но взгляд его не отрывался от глаз отца.
И в этих бледно-голубых глазах Остин увидел не страх, а мрачное удовлетворение. Рис Гавенмор хотел покончить свои счеты с жизнью и надеялся сделать это руками собственного сына. Он хотел возмездия за смерть своей жены, но ему недоставало мужества сделать это самому. Остин осознал, что грехи отца отныне не лежат на нем, и с его плеч свалилась тяжкая ноша.
Его руки медленно разжались. Рис бессильно упал в кресло. Остин с искренним сожалением взглянул на понурившего голову отца.
— Извини, отец. Я не отправлю тебя в ад. Гораздо большим наказанием тебе будет жить с сознанием того, что ты сделал.
Стряхнув руку Эмриса, Остин, расправив плечи, направился к лестнице, горя от нетерпения поскорее остаться одному.
— А ты сможешь жить с тем, что сделал? Голос отца прозвучал так властно, что Остин застыл на месте. Время стремительно понеслось вспять. Он снова ощутил себя девятилетним мальчишкой, приготовившимся получить взбучку за то, что нацарапал свое имя на сырой штукатурке крепостной стены. Остин обернулся, готовый увидеть своего отца полным жизненных сил, каким он был в то время.
Старик, склонив голову набок, смотрел на него, словно голубоглазая птица.
— Ты сам с готовностью поверил в худшее о своей матери.
— Я был еще мальчишкой! Я решил, она бросила нас!
В ушах Остина прозвучал печальный женский плач: «Бросила вас? Мне кажется, сэр, это вы бросили ее».
Стремительно обернувшись, Остин посмотрел на Винифриду, испуганно вскрикнувшую и выронившую цыпленка.
— Ты слышала?
— Н-н-нет, сэр, я ничего не слышала.
