Батлер отпил большой глоток виски.
— Кстати, не расстраивайтесь очень, что Филипп сбежал. И не ищите его понапрасну. Он бы все равно не женился на вашей племяннице. Сейчас все объясню.
За окном рыбацкие шхуны стало уносить от берега ветром.
— Филипп Робийяр уже женат, — Батлер хохотал про себя от души. — На Эллин Робийяр. Да-да. Тайным браком. Молчи и не кипятись. Да, подлец. Женился на одной и уже готовился жениться на другой. Да, хуже негра, да, необузданнее мула. Не спорю. Да, каторга и даже смертная казнь, да, дело для суда. Но потому, он не мог писать письма твоей племяннице. Да, не мог. Можешь их показать, и я головой ручаюсь, что все они окажутся делом рук твоей Роз. Ты сам говорил, что она была бесстыдница с тех пор, как ослепла. Что же, это ее право. Слепая девушка тоже должна жить. И если перед глазами вечный мрак, то в чувствах должен быть свет, вот она и пошла напропалую.
Бибисер не отрываясь смотрел на картинку Страшного Суда.
— Не расстраивайся Мартин. Мне так жаль тебе. В конце концов, это я подсказал тебе как можно женить Роз. На абстрактном примере, кто же знал, что Филипп окажется у тебя в доме. Я в некотором роде перед тобой виноват.
Опять залаяла собака и исчез запах бананового супа. Какая между этим связь?
— Послушай, я правда сейчас сойду с ума, если ты будешь так расстраиваться. Немедленно прекрати быть бабой. Я сейчас заплачу.
Бибисер опрокинул чашку с кофе себе на колени. Ветер за окном взметнул пыль до самых окон.
— Все, ты меня тронул. Я не могу, чтобы мои друзья так страдали. Бибисер, я запамятовал, сколько тебе должно было причитаться?
Бибисер захныкал.
— 15 тысяч, говоришь? Ну что же. Дружба дороже. Я сам заплачу тебе ту сумму, которую ты бы мог получить.
Бибисер от неожиданности вздрогнул. Денежки поплыли в его карман. Надо было только чуть-чуть выжать слезу.
Бибисер помимо воли просиял.
— Я не знаю, почему вы так благородно поступаете, Чарльз. Но вы поступаете как настоящий друг. Не могу отказаться от вашего предложения.
— Так сколько вы хотите?
— Я — не хочу. Мне были бы должны пятнадцать тысяч — по завещанию.
— Сидите смирно.
Батлер вышел в соседнюю комнату. В ней на столике орехового дерева стояла сандаловая шкатулка, на которой было выгравировано одно короткое слово: ДУЭЛИ.
Батлер открыл ее маленьким золотым ключиком. Иронически, будто к человеку, обратился к деньгам.
— Вот вы и уходите от меня. Надеюсь, что вы пришлете взамен ваших сестер и братьев.
Батлер вернулся с деньгами в руках. Бибисер как завороженный смотрел на толстый мешочек.
— Вот вам, — Батлер почти швырнул его Бибисеру.
Бибисер схватился за драгоценность обеими руками.
— Контракт с вами?
— Какой?
— Брачный!
— Конечно, но ведь бумажка!
— Дайте мне ее.
— Пожалуйста. Но повторяю — это бумажка.
— Извините, Бибисер, я сейчас завтракаю, не могли бы вы в другой раз нанести мне визит, — деловито сказал Батлер.
Теперь он хотел, чтобы брачный контракт Филиппа лежал вместо денег. В сандаловой шкатулке.
— Как вам будет угодно, — подобострастно сказал Бибисер и выскользнул за двери. Его душа пела. В его руках были деньги.
Батлер остался один. Первым делом надо было найти Филиппа. Это самое важное. Батлер приказал подавать свой охотничий костюм.
«Где Филипп может сейчас скрываться?»
Одеваясь, Батлер расхаживал по комнате.
«Скорее всего в кабаках. — Куда бежит разочарованная душа. К виски. К тому же Филипп неплохо играет в карты. У него есть шанс заработать себе на жизнь».
Ворот охотничьей куртки никак не застегивался. Без Серны ничего не удавалось рукам Батлера. Он впервые за долгий срок разлуки пожелал о ней. Ее туманные письма из Озерного имения тревожили.
Батлер велел закладывать карету.
«Надо объездить все салуны. Где-нибудь я его найду. Старый китаец, рассказывал мне Филипп, — советовал, чтобы он играл там, где обычно занимаются совсем другими делами. Например, торгуют контрабандой, а не зарабатывают на жизнь шулерством».
В квартале нищих его карета особо выделялась своим роскошеством. Посетители окраинных притонов провожали ее своими тусклыми взглядами.
Три часа Батлер мотался по кабакам. Все было напрасно. Батлер побывал уже среди всякого разнообразного люда, и даже среди такого, который с высокомерным презрением смотрел на его хороший костюм.
На одной пустынной улочку его окликнул бродяга, что стоял у стены дома. Батлер подошел поближе. Это был старина Пит, которому Батлер в свое время помогал выпутаться из скверной истории.
Батлер наудачу осведомился, не видел ли он за ближайшие дни в их квартале мальчишку благородной наружности, с сумашедшинкой в глазах.
Пит неожиданно сказал, что кажется видел такого.
В салуне, который находился в подвале одного из складов, хранящих товары не первой свежести. Батлер помчался туда.
Пит несколько приукрасил это место. Это был даже не салун. Это была почти подпольная лавочка, в которой торговцы контрабандой сбывали свой товар. Старина Филипп играл там вторые сутки, уже избитый в одном кабаке. Сюда он пришел воспользовавшись советом старого китайца, играть там где не играют профессионалы.
В подпольном кабачке, было накурено, но Батлер сразу отыскал фигуру Филиппа.
Она выделялась.
Белая рубашка юноши была выпущена из брюк, а на груди болтается веревка с зубом волка.
Филипп был пьян. Наверное, пил все время, что пропадал в притоне.
Дела Филиппа шли не так уж плохо. Во всяком случае его признали за карточного шулера, потому что нещадно били. Пьяные мустангеры пытались обыскать парня, чтобы найти крапленую колоду.
Филипп кричал, что он никого никогда не обманывал. Громилы мычали в ответ угрозы и порывались достать до его затылка кулаками.
Юноша, лежа на полу, отбивался ногами. Какой-то беззубый старик, который не добравшись до лица Филиппа своей костлявой рукой, занес над его головой пустую бутылку. Батлер нахмурился и успел вытащить пистолет.
Выстрел последовал моментально.
Хотя Батлер стрелял поверх голов, кто-то все равно застонал. По-видимому кто-то спал на люстре. Все лица обернулись в сторону стрелка.
— Добрый вечер, господа, — сказал простодушно Батлер. — Отпустите этого красавчика, этот парень мой. Мне он должен больше, чем вам. А если могу быть полезен вместо него — к вашим услугам.
В рядах мустангеров наступило нехорошее молчание.
Кто-то произнес:
