— Ларец с ядом у вас?
— Я отдам его вам в день нашей свадьбы, Филипп, как это обусловлено договором.
— Мы венчаемся сегодня вечером.
— Ну что же, значит, я отдам вам его сегодня вечером, — ответила Анжелика, стараясь сохранить самообладание.
Она улыбнулась и протянула ему руку.
— Мы еще не поздоровались…
— Не вижу в этом никакой необходимости, — возразил маркиз и с силой захлопнул за собой дверь.
Анжелика кусала себе губы. Вот уж точно, человека, которого она выбрала себе в мужья, будет непросто приручить. Ей на ум пришел совет Молина: «Вам необходимо завладеть его помыслами». Но впервые в жизни Анжелика сомневалась в своей победе. Она не знала, как подчинить этого мужчину, созданного изо льда. Она чувствовала, что, когда он находится рядом с ней, в нем не пробуждаются никакие плотские желания. Да и сама Анжелика, охваченная тревогой, уже не испытывала влечения к будущему супругу.
«Он сказал, что мы обвенчаемся сегодня вечером. Кажется, он не понимает, что говорит. Даже мой отец ничего не знает».
От этих размышлений ее отвлек робкий стук в дверь. Анжелика открыла и увидела сыновей, по-прежнему трогательно прижимавшихся друг к другу. Но на этот раз Флоримон, на правах старшего, взял под свою защиту еще и обезьянку Пикколо, которую он держал на руках.
— Мама, — начал мальчик тонким, дрожащим, но все-таки твердым голосом, — мы хотели бы уехать к господину нашему дедушке. Нам здесь страшно.
— Страх — это слово, которое не должен произносить мальчик со шпагой на поясе, — строго сказала Анжелика. — Неужели вы так трусливы, как на это вам только что указали?
— Господин дю Плесси уже убил Портоса. Теперь он может убить Пикколо.
Кантор снова заплакал, из его груди вырывались тихие, приглушенные рыдания. Кантор, всегда спокойный Кантор плачет! Этого Анжелика уже не могла вынести. Не стоит размышлять над тем, глупо это или нет: ее дети напуганы. А ведь она поклялась, что они больше никогда не будут испытывать страх.
— Хорошо. Вы немедленно отправляетесь в Монтелу. Барба и Жавотта поедут с вами. Только обещайте мне, что будете себя хорошо вести.
— Дедушка обещал, что посадит меня на мула, — воскликнул Кантор, тут же успокоившись.
— Ха! А мне он даст настоящую лошадь! — похвастался Флоримон.
Не прошло и часа, как Анжелика проводила двуколку с детьми и слугами, в которую погрузили все необходимые вещи. В Монтелу достаточно места, чтобы приютить всех. Казалось, слуги тоже рады возможности покинуть Плесси. С появлением Филиппа в белом замке воцарился страх. Красивый молодой человек, игравший при дворе «короля-солнце» роль любезного придворного, в своем отдаленном поместье правил жестокой рукой деспота.
Барба прошептала:
— Госпожа, мы не можем оставить вас здесь совсем одну с этим… с этим человеком.
— Каким еще человеком? — надменно спросила Анжелика.
И добавила:
— Барба, безбедное существование заставило тебя позабыть некоторые эпизоды нашего прошлого. Вспомни, что я умею постоять за себя.
Анжелика расцеловала служанку в круглые румяные щеки, но сама почувствовала, как ее душа леденеет от страха.
Глава 24
Мрачная свадьба. — «Пощадите, Филипп, пощадите!» — Анжелика проиграла первый тур. Но все же она — маркиза дю Плесси-Бельер
КОГДА дребезжанье маленькой повозки затихло в вечерней синеве, Анжелика медленно побрела обратно к замку. Она испытала облегчение, проводив детей в уютный безопасный Монтелу. Замок Плесси показался будущей хозяйке совсем пустынным и почти враждебным, несмотря на изысканную красоту этого ренессансного чуда.
Здесь правил Филипп, а он требовал беспрекословного подчинения.
И здесь у нее не было друзей. Обволакивающее, холодное одиночество — это чувство было ей почти незнакомо.
В вестибюле ее встретил лакей и с поклоном сообщил, что ужин подан. Анжелика отправилась в столовую, где был сервирован стол. Почти тотчас же появился Филипп и, не произнеся ни слова, сел на другом конце стола. Анжелика заняла место напротив. Ели они вдвоем, обслуживаемые двумя лакеями. Блюда приносил помощник повара.
Пламя трех факелов отражалось в дорогом столовом серебре. На протяжении всего ужина были слышны лишь стук ложек да звон бокалов, которые перекрывались громким стрекотом кузнечиков на лужайке. В распахнутую стеклянную дверь, выходящую на улицу, заглядывала наступившая туманная ночь.
Анжелика была уверена, что не сможет проглотить ни кусочка, но ела с отменным аппетитом — ее организм всегда именно так откликался на сложные жизненные ситуации. Она заметила, что Филипп много пьет, но вино не приносит ему веселья, а делает все более и более холодно-отстраненным.
Когда он встал, отказавшись от десерта, молодая женщина была вынуждена проследовать за маркизом в соседний зал. Там она увидела Молина и капеллана, а также очень старую крестьянку, которая, как Анжелика узнала позднее, была кормилицей Филиппа.
— Все готово, ваше преподобие? — спросил молодой человек, нарушив свое затянувшееся молчание.
— Да, господин маркиз.
— Тогда пройдем в часовню.
Анжелика вздрогнула. Неужели ее свадьба с Филиппом состоится в столь зловещей обстановке?
Она попыталась протестовать.
— Вы же не станете утверждать, что все готово к венчанию и оно произойдет прямо сейчас?
— Именно это я и утверждаю, мадам, — насмешливо ответил Филипп. — Брачный контракт мы подписали еще в Париже. Это для мирской жизни. А сейчас господин аббат благословит нас и мы обменяемся кольцами. Это — для Бога. Все остальные условности представляются мне излишними.
Молодая женщина неуверенно взглянула на свидетелей этой сцены. Их лица освещал единственный факел — тот, что держала старуха. Снаружи царила беспросветная ночь. Все слуги ушли. Если бы не Молин, несгибаемый суровый Молин, который любил Анжелику больше, чем собственную дочь, она подумала бы, что попала в ловушку и ее жизнь висит на волоске.
Она попыталась поймать взгляд Молина, но он опустил глаза с тем особенным раболепством, которое всегда изображал перед сеньорами дю Плесси.
И Анжелика смирилась.
В часовне, освещенной лишь двумя большими свечами из желтого воска, маленький испуганный крестьянский мальчик, облаченный в ризу певчего, принес святую воду.
Анжелика и Филипп заняли места на двух молельных скамеечках. Священник встал у алтаря, монотонным голосом прочел несколько молитв, а затем задал полагающиеся вопросы.