— Да, они неплохо все спланировали, — произнес Питер.
Голос его звучал как-то странно, спокойный и сдержанный, как обычно, он показался мне вялым и безжизненным.
А оставался бы он таким же безучастным, если бы знал, какая отчаянная ночь выпала на мою долю.
Когда я наконец по засыпанному осколками стекла полу влетела в кабинет, Питер был без сознания. Министр иностранных дел сказал мне тогда, что именно мои крики, мои призывы, доносившиеся сверху, побудили Питера отойти от окна перед самым взрывом. И тем не менее взрывной волной его отшвырнуло на пол, а осколок стекла оставил рваную рану на лбу.
Сам министр сидел в это время возле камина и отделался испугом и порезом на руке. Он настоял, чтобы Питера немедленно отвезли в Вестминстерский госпиталь.
Я поехала с ним и ждала, пока ему обрабатывали и зашивали рану, но врачи не пустили меня к нему. Они ввели Питеру обезболивающее и настояли на том, чтобы я не беспокоила его.
В конце концов я отправилась домой в одиночестве, чтобы застать дом, полный полицейских с блокнотами и близкую к истерике Сибил, только что вернувшуюся из-за города и увидевшую ужасную картину.
И только когда Сибил успокоилась и легла в постель, а я осталась одна в своей комнате, меня охватила паника.
«А если бы Питер погиб? — думала я. — Что… что было бы тогда со мной?»
И тут я поняла, что если бы Питер погиб, я бы на захотела бы жить. Да, так я любила его!
Как сожалела я о том, что мне не достало смелости объясниться с ним перед вечером, сказать все, что я хотела сказать, разрушить ту стену, что выросла между нами, — пусть высокую и на первый взгляд непреодолимую!
— Я люблю тебя, Питер, — говорила я в пустоту, и вновь, и вновь повторяя эти слова, подгоняла ими медленно тянувшиеся ночные часы.
Я шептала их в свою подушку, в овладевшую комнатой тьму, первым лучам зари, когда я стояла возле окна, наблюдая за тем, как медленно розовеет небо над кровлями домов и печными трубами.
Я уже одевалась, чтобы поехать в госпиталь и навестить Питера, каким бы ни оказалось сопротивление врачей, когда меня известили о том, что Питер хорошо себя чувствует и хочет встретиться со мной в десять утра в частном доме министра внутренних дел.
И я отправилась туда, мечтая — нет, всей душой стремясь броситься в объятия своего мужа, прижаться к нему, сказать, как я люблю его.
И все же, когда мы встретились, это оказалось невозможным. Я сумела лишь поздороваться с Питером, выслушать его уверения в том, что с ним все в полном порядке и вежливую надежду на то, что ночь, проведенная в поврежденном доме, никоим образом не повредила мне. И теперь наконец мне предоставлялась последняя возможность остаться с ним наедине.
Я знала, что министр торопится — возле дома его ждал автомобиль.
— Вам нужно заботливо ухаживать за мужем, миссис Флактон, — наставлял меня министр, — перед вашим появлением я как раз рекомендовал ему провести несколько дней на отдыхе и в покое — вдали от дел.
— Непременно исполню ваше пожелание, — бодрым голосом пообещала я. — A Питеру придется подумать над тем, куда перевезти меня, ведь во время ремонта в доме будет невозможно спокойно жить.
— О, этот вопрос мы решим, времени для ремонта будет достаточно, — сказал Питер и многозначительно добавил, обратившись к министру: — Я намеревался встретиться с премьер-министром прямо сейчас.
— Я все же полагаю, что в первую очередь вам следует отдохнуть, — ответил министр, и сердце мое упало.
Резиденция премьера на Даунинг-стрит находилась в нескольких минутах ходьбы от дома министра внутренних дел. Сейчас Питер отправится прямо туда, и я не смогу поговорить с ним до его встречи с премьер-министром. И, собрав все свое мужество, я вмешалась в разговор между Питером и министром внутренних дел.
— Прежде чем ты отправишься на встречу с премьер-министром, Питер, — обратилась я к нему, — мне необходимо поговорить с тобой, Питер. Простите, сэр, но я хотела бы это сделать наедине с мужем.
Мой взволнованный голос смолк, и министр любезно предложил:
— Если вам нужно поговорить с мужем, миссис Флактон, вы можете воспользоваться моей гостиной. В ней растоплен камин, и вам никто не помешает.
— Спасибо, — поблагодарила я, прежде чем успел ответить явно смутившийся Питер.
Министр провел нас через холл и открыл дверь. Он пропустил нас в небольшую уютную комнату, в которой на коврике перед камином грелся свернувшийся кот, а в клетке перед открытым окном посвистывала канарейка.
— Здесь вам никто не помешает, — сказал он, оставляя нас в одиночестве.
И я тут же ощутила напряженность, нет, настороженность Питера. Смутившись, я нагнулась и взяла на руки кота, прижав его на мгновение к щеке.
— Старый холостяк, но такой милый, — сказала я, имея в виду хозяина дома.
Питер молчал — казалось, он превратился в слух, ожидая моих слов. Кот спрыгнул у меня с рук.
— Питер, — начала я, и голос мой дрогнул. — Ты уже принял решение относительно твоего нового назначения? Ты намереваешься принять его?
— Да, и поэтому я собираюсь встретиться с премьер-министром.
Мне показалось в эту минуту, что острым ножом Питер пронзил мое сердце. Мной овладело безумное желание закричать, но я сдержалась и заставила себя проговорить:
— Прежде чем ты увидишься с ним, я кое-что хочу сказать тебе, нечто такое, что ты должен знать.
Я не могла поднять взгляд на Питера. Выставив вперед обе руки, я со всей силой уперлась в край каминной полки.
— Думаю, я уже знаю, что именно.
— Знаешь? Откуда? — воскликнула я в изумлении.
— Ты хочешь сказать, что решила расстаться со мной, что ты любишь Тима Гранта. Что ж, я вполне могу понять это, и, если ты скажешь мне, что тебе нужно, Мела, я постараюсь максимально облегчить для тебя весь процесс.
Мне хотелось смеяться и плакать. Я смело посмотрела в лицо Питера.
— Ты ошибаешься, как же ты ошибаешься! — воскликнула я. — Я не собиралась говорить тебе ничего подобного. Тим уехал в Шотландию, но еще до того, как он уехал, я поняла, что не люблю его, да, наверное, и никогда по-настоящему не любила его.
Выражение на лице Питера не изменилось, однако я почувствовала, что он напрягся, словно ожидая получить удар.
— Так, значит, ты хотела сообщить мне именно это? — спросил он.
Теперь мной овладела какая-то девичья застенчивость; дыхание мое прерывалось, слова не шли с языка, словно не в силах были пробиться сквозь преграду моих губ. Я попыталась заговорить, но не смогла выдавить из себя ни звука.
— Что с тобой, Мела? — смягчившись, спросил Питер.
