— Ты хочешь меня?
Она недоуменно посмотрела на него.
— Я хочу слышать, как ты говоришь это, — хрипло добавил он.
Она кивнула, ловя ртом воздух.
Роберт решил, что этого вполне достаточно, и завозился с застежкой панталон. Он горел нетерпением и поэтому не стал стягивать их с ног. Он освободил себя и расположился между ее бедер, где его пальцы готовили путь к блаженству.
У Виктории одна нога соскользнула со скамейки, и у него появилось больше свободы действия. Он бросился вперед и погрузился в нее. Ее горячие мускулы сомкнулись вокруг него, и тело его содрогнулось в ответ.
— Я хочу большего. Тори, — хрипло вымолвил он. — Большего.
Она кивнула, и он вошел в нее сильнее, продвигаясь все глубже и глубже, пока не погрузился в нее целиком. Роберт крепко прижал ее к себе, молча наслаждаясь их союзом. Он наклонился к ее уху и прошептал:
— Ну вот, теперь я дома.
Он почувствовал соленый вкус слез, катящихся по ее щекам, и его переполнило дикое, яростное желание. Его разум и тело существовали как бы отдельно друг от друга. Он снова и снова вонзался в нее, каким-то чудом ему удалось удержать свой порыв, пока она не вскрикнула.
С громким стоном он вошел в нее в последний раз, освобождая то, что накопилось в нем, и почти в то же мгновение упал на нее, обессиленный. Тысячи вопросов закружились в его мозгу: может, он слишком тяжел для нее? Не сожалеет ли она о том, что случилось? А вдруг они зачали ребенка? Он отчаянно ловил ртом воздух и не мог бы сейчас ничего сказать, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Наконец Роберт вновь обрел способность слышать и другие звуки, кроме лихорадочного стука их сердец, и приподнялся на локте, не в силах поверить в свершившееся. Он овладел Викторией в тесной, да к тому же движущейся карете. Они были полуодеты, взъерошены — черт, он даже не потрудился снять сапоги. Наверное, ему стоит извиниться перед ней, но он не чувствовал себя виноватым. Да и как он может о чем-то сожалеть, когда Виктория — нет, Тори — лежит под ним, дыхание ее все еще неровное и прерывистое от последних вспышек наслаждения, а ее щеки заливает горячий румянец удовольствия?
Но поскольку все равно рано или поздно пришлось бы нарушить молчание, он криво усмехнулся и промолвил:
— Это было достаточно необычно.
Она открыла рот, губы ее вытянулись, словно она пыталась сказать ему что-то, но не произнесла ни слова.
— Виктория? — тревожно спросил он. — Что-то не так?
— Два раза, — вздохнула наконец она, устремив на него томный взгляд. — Два раза до брачной церемонии. — Она закрыла глаза и кивнула. — Ну, что ж, два раза — и хватит.
Роберт запрокинул голову и расхохотался.
На самом деле это произошло еще не раз. Прежде чем Роберт надел Виктории кольцо на безымянный палец левой руки, она занималась с ним любовью не два, а целых четыре раза.
По дороге в Лондон они вынуждены были остановиться в гостинице, и Роберт, не соизволив даже предупредить о том Викторию, объявил хозяину, что они муж и жена, и потребовал комнату с просторной кроватью.
А потом убедил Викторию, что было бы просто преступлением не воспользоваться таким великолепным ложем.
Они обвенчались почти сразу же по приезде в Лондон. К удивлению Виктории, Роберт оставил ее дожидаться в карете, пока забегал к себе домой за Письменным разрешением на брак. Через пять минут он вернулся, и они направились в резиденцию преподобного лорда Стюарта Паллистера, младшего сына маркиза Чиппингуорта и школьного приятеля Роберта. Лорд Паллистер не долго думая их обвенчал, закончив церемонию в два раза быстрее, чем это обычно делал отец Виктории.
Виктории было ужасно не по себе, когда они наконец прибыли к особняку Роберта. И не потому, что он показался ей огромным: поскольку титул маркиза носил его отец, владения Роберта были не такими обширными. Да, его лондонский дом не мог не впечатлять своей элегантностью, и Виктория прекрасно понимала, что жить в таких хоромах далеко не одно и то же, что ютиться в каморке гувернантки.
Но дело в том, что она страшно боялась, что слуги ее не признают. Дочка священника, хуже того — гувернантка! Они откажутся выполнять ее приказания. Необходимо сразу правильно себя поставить с прислугой — иначе потребуются годы, чтобы исправить первое впечатление, если оно окажется неблагоприятным. Вот только как это сделать?
Роберт, похоже, догадался, о чем она думает. В карете, возвращаясь от лорда Паллистера, он похлопал ее по руке и сказал:
— — Теперь ты графиня. Все будет в порядке, вот увидишь.
Виктория кивнула, но руки у нее все равно тряслись, пока они с Робертом поднимались по ступенькам парадного крыльца. Она попыталась успокоиться, но у нее ничего не вышло, а обручальное кольцо, казалось, оттягивало ей палец своей тяжестью.
Роберт помедлил, прежде чем распахнуть дверь.
— Ты дрожишь, — сказал он, сжав ее обтянутую перчаткой руку.
— Я очень волнуюсь, —призналась она. — Почему?
— У меня такое чувство, что я принимаю участие в маскараде.
— И твой костюм…
— Костюм графини, — подхватила она с нервным смешком.
Он улыбнулся.
— Это не маскарадный костюм, Виктория. Ты действительно графиня. Моя графиня.
— Но я не чувствую себя графиней.
— Ты привыкнешь.
— Тебе легко говорить — ты же родился графом. А я не имею ни малейшего понятия, как себя держать.
— Но ты же семь лет была гувернанткой. Ты наверняка замечала, как ведет себя леди… Нет, беру свои слова обратно, — нахмурился он. — Старайся не подражать леди Холлингвуд. Будь сама собой. Графиня не обязательно должна быть суровой и высокомерной.
— Ну хорошо, постараюсь, — неуверенно промолвила она.
Роберт потянулся к ручке двери, но дверь распахнулась раньше, чем он успел до нее дотронуться. На пороге возник дворецкий и склонился перед ними в глубоком поклоне, пробормотав: «Милорд».
— У меня такое подозрение, что он выслеживает меня через окно, — шепнул Роберт на ухо Виктории. — Мне ни разу еще не удалось опередить его и самому открыть дверь.
Виктория тихонько усмехнулась, несмотря на свое волнение. Роберт так старается ее успокоить — нельзя его разочаровать, ни в коем случае. Конечно, она до смерти боится, но вопреки всему она станет настоящей графиней.
— Иербери, — промолвил Роберт, протягивая дворецкому шляпу, — позвольте представить вам мою жену, графиню Макклсфилд.
Если Иербери и удивило это неожиданное сообщение, он и виду не подал — ни один мускул на лице не дрогнул.
— Мои искренние поздравления, — невозмутимо произнес он, затем добавил, повернувшись к Виктории:
— Миледи, я буду счастлив служить вам.
Виктория чуть не прыснула в ответ на его слова. То, что кто-то собирается ей прислуживать, было так необычно. Но, твердо решив вести себя как подобает графине, она одарила дворецкого дружелюбной улыбкой и сказала:
