Хранителя Звезд Диана отыскала на кухне; он нарезал запеченный с медом окорок. Босые ноги девушки ступали беззвучно. И Бен Стар не слышал, как она приблизилась. Он не обернулся. Диана остановилась на мгновение в дверях, молча разглядывая его, наслаждаясь игрой мускулов на его спине и плечах, обтянутых тонкой тканью белоснежной рубашки. Как хорошо она помнила эту спину обнаженной… и как ее руки касались гладкой, горячей кожи… и как она ощущала напряжение твердых мышц под кончиками своих пальцев…
Диана тихонько окликнула Стара. Он обернулся, держа в руке острый нож, и сердце Дианы тревожно забилось. Смуглое лицо Хранителя было чисто выбрито, тронутые сединой угольно-черные волосы, завязанные сзади черной кожаной ленточкой, были влажными после мытья. Белая рубашка была расстегнута до середины бронзовой груди. Бежевые, безупречно сшитые брюки облегали бедра. На ногах были расшитые бусами мокасины.
Темные глаза Стара расширились при виде Дианы. Она никогда не казалась ему такой восхитительной. Чистая. Милая. Юная. И первым побуждением Хранителя Звезд было сказать ей все это. Но он промолчал. Ему было важно удержать ее на должном расстоянии, чтобы она поняла — никакие женские хитрости и уловки ей не помогут.
— Пахнет аппетитно! — заявила Диана, не обращая внимания на холодное выражение лица Стара. Она медленно приблизилась, и ее внимательные фиалковые глаза искали малейший признак, способный выдать чувства Хранителя Звезд. С безошибочным инстинктом хищника, выслеживающего свою жертву, она шла к нему, и ее длинные белые ноги мелькали в неплотно запахнутых полах халата.
— Все готово, — ровным низким голосом произнес он. Его неподвижное лицо и темные глаза были непроницаемы.
Но Диана уловила ту секунду, когда его широкая грудь напряглась под белой рубахой, видела, как сжались и втянулись мышцы живота… И, воодушевленная, шагнула еще ближе.
А когда она очутилась так близко, что ей пришлось закинуть голову, чтобы заговорить с ним, она сказала:
— Я позаимствовала твой халат. Надеюсь, ты не возражаешь.
Хранитель Звезд отступил на шаг и покачал головой.
— Для того он там и лежал. Диана кивнула.
— Моя одежда слишком грязная. Мне и подумать было противно, чтобы снова надеть все это. Как я выгляжу?
Она раскинула руки и крутанулась на месте. Халат был слишком ей велик. Он достигал почти самых лодыжек. Рукава она закатала. Вокруг тонкой талии был плотно повязан широкий кушак с кисточками, но нежная белая грудь выглядывала между отворотами. Стар тяжело сглотнул. Его охватило подозрение, что под халатом на Диане ничего нет.
— Хорошо? — Диана, улыбаясь, повернулась к нему лицом.
Все ее тело изгибалось с кошачьим коварством. Ее фиалковые глаза сверкали. Пухлые губы улыбались. И один лишь вид этой женщины так подействовал на Хранителя Звезд, что у него от слабости подогнулись колени.
Он быстро отвернулся к столу и, снова берясь за окорок, сказал через плечо:
— Ты выглядишь чудесно. Если тебя не затруднит разложить печеные яблоки по тарелкам, мы после этого сможем приступить к обеду.
В большой столовой горела хрустальная газовая люстра; она бросала на стол мягкий, теплый свет. Диана села напротив Стара за длинный стол красного дерева, покрытый накрахмаленной белой скатертью.
Диана похвалила хозяина дома за отличный сочный окорок и нежные печеные яблоки. Он похвалил ее за то, что она замечательно почистила картошку. Они понемножку пили изысканное вино, налитое в хрустальные бокалы на тонких ножках, и Диана вела легкую, приятную светскую беседу.
Еда была вкусной. Вино — превосходным. Атмосфера — расслабляющей. И Диана медленно, искусно начала вызывать Хранителя Звезд на откровенность.
Начала она с инцидента, происшедшего тогда, когда она была еще совсем маленькой девочкой; потом рассказала Бену, как еще в детстве потеряла отца и мать. Она совсем их не помнила. Кивнув, Бен Стар сказал, что он потерял своего отца, когда ему было всего три года. Вождя он не помнит.
— Но я уверена, ты помнишь свою мать, — подтолкнула его Диана.
— Да. — Задумчивая улыбка тронула уголки точеных губ Стара. — Мне было десять, когда Дочь Звезд умерла от лихорадки. Я хорошо ее помню. Я сильно ее любил. У нее был нежный голос, она была очень красивой и доброй. У нее были самые прекрасные волосы, какие мне когда-либо доводилось видеть — черные, блестящие… — Глаза Стара чуть затуманились. — Я часами расчесывал эти длинные, тяжелые косы, а она рассказывала мне разные истории о моем отце. Мне хотелось знать о нем все. Мать говорила… — Внезапно Стар умолк. И откашлялся. — Послушай, я, наверное, болтаю, как…
— Нет, Хранитель. Нет. — Диана говорила мягким, понимающим тоном. — Прошу тебя. Расскажи что-нибудь еще. Что говорила твоя мать о вожде?
Они засиделись за столом; с едой давно было покончено. Откупорив вторую бутылку великолепного вина, они тихо разговаривали в уютной столовой как два старых друга. Диана ненавязчиво задавала Стару вопросы о его детстве, о теперешней жизни в Неваде. И внимательно слушала, когда он рассказывал о счастливых днях в Уинд-Ривер и об одиночестве, которое ему пришлось испытать, когда он впервые покинул резервацию и уехал в школу.
Он рассказал о четырех годах, проведенных в Горном колледже в Колорадо, о том, как ценны для него были те годы, как многому он научился… но тут Диана, внезапно перебив его, сказала:
— Хранитель, скажи правду, как ты чувствовал себя, приехав в колледж, в первый день, когда студенты обрезали твои черные косы?
— Я чувствовал себя голым, — легкомысленным тоном произнес он, не желая раскрывать свою боль и разочарование ни перед Дианой, ни перед кем-либо другим.
— Ох, Стар, — мягко сказала она. — Ведь тебе было больно. Конечно было, и я это хорошо понимаю… — Диане хотелось коснуться его, но время для этого еще не настало. — Мне так жаль…
Стар пожал плечами, долил ей вина, улыбнулся и сказал:
— Без кос я стал выглядеть гораздо лучше.
А потом, сам того не заметив, Бен Стар, сидя напротив прекрасной женщины с фиалковыми глазами, рассказал ей о себе многое такое, чего никому и никогда не рассказывал. И сам слушал Диану; а она говорила о своей жизни в постоянных путешествиях, когда была маленькой девочкой. И о том, как добилась положения в Вашингтоне, а потом бросила все, чтобы помочь деду спасти его гибнущее шоу. Диана искренне говорила о своих надеждах, о сожалениях, о мечтах. Она поделилась со Старом своим растущим беспокойством о финансовых делах полковника. Она не винила Стара, что тот ненавидел Бакхэннана, но он был ее дедушкой, и она обожала его, несмотря ни на что.
