— Надеюсь, вы разрешите мне проводить вас в гостиную, — сказал лорд Алекс, делая к ней шаг.
Взгляд Шарлотты устремился к ней, и на ее прелестном личике появилось удрученное выражение.
Сердце Амелии сжалось от сострадания к девочке. Имел ли лорд Алекс представление о том, что только что разбил ее сердце?
— Амелия, я хочу сказать вам пару слов наедине, если позволите, — вмешался Томас, упорно не обращая внимания на друга и явно желая, чтобы она сделала то же самое.
Амелия замерла, а сердце ее так скакнуло, будто собиралось выпрыгнуть из груди.
— Может быть, в кабинете? — спросил он, проходя мимо лорда Алекса, чтобы оказаться поближе к ней.
Она едва заметно кивнула и вышла из комнаты вместе с ним, в то время как остальные в молчании смотрели им вслед.
— Армстронг! — крикнул лорд Алекс, когда они переступали через порог.
Томас остановился. Она тоже. Он обернулся и бросил недовольный взгляд через плечо. Однако хорошие манеры все же не позволили ему совсем уж проигнорировать друга.
— Я приму изъявления твоей глубокой благодарности попозже! — крикнул ему вслед лорд Алекс, сияя улыбкой.
Граф закашлялся, стараясь не расхохотаться. Графиня уткнулась подбородком себе в грудь, чтобы скрыть улыбку. На лицах сестер-близнецов застыло загадочное выражение. Томас издал какой-то звук, похожий на ворчание, ничем больше не показав, что заметил их реакцию. Сделав резкое движение головой, он сжал локоть Амелии и направил ее к двери.
В полной напряжения тишине они прошествовали в кабинет, где Томас выпустил ее руку. Амелия опустилась на диван и принялась оправлять юбки, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Часы в стеклянном корпусе отстукивали время в тишине, которая все длилась и длилась.
«Не смотри, а иначе ты погибла». Амелия не отводила глаз от своих колен. Пальцы ее вяло теребили вышитый край оборки.
— Как я могу говорить с вами, если вы даже не хотите посмотреть на меня?
Почему-то нежность его тона принесла ей облегчение, хотя она была уверена: ничто не может помочь ей. Она вздохнула и подняла голову, встретившись с ним глазами. На его лице была слабая улыбка, а ямочки придавали ему мальчишеское очарование, несмотря на то что очертания его красивого лица были вполне мужественными. Господи, он пьянил больше любого крепкого вина, которое ей доводилось пробовать.
— Я так полагаю, разговор пойдет о лорде Алексе, — вздохнула она.
А почему бы и нет: вполне подходящая тема для начала разговора.
Томас отошел от двери и сел на краешек кресла рядом с ней. Он подался вперед и оперся локтями о колени.
— Надеюсь, вы не принимаете всерьез его интерес к вам. По временам чувство юмора Картрайта проявляется весьма своеобразно.
Амелии хотелось рассмеяться — уж очень серьезно он говорил. Теперь его лицо состояло из углов и жестких линий. Рот был крепко сжат. Похоже, он и в самом деле вообразил, будто она поверила, что его друг проявляет интерес к ее персоне. Возможно, он даже думал, что она отвечает ему взаимностью. Господи! Если бы он только знал, как ей трудно дышать и еще труднее воспринимать разумную речь, когда он сидит так близко от нее и ее окутывает его теплый запах. Если бы только он знал, что, дай она волю своим чувствам, тут же бросилась бы ему на шею.
— Смею вас заверить, что у меня нет видов на вашего друга, как, я полагаю, и у него нет видов на меня.
Она помолчала, глядя на свои руки, лежащие на коленях и крепко сжатые. Бросив на него взгляд из-под ресниц, Амелия тихо спросила:
— А вас очень бы взволновало, если бы мы питали интерес друг к другу?
Томас расслышал собственное затрудненное дыхание, когда попытался вздохнуть. Взволновало? Если бы она взяла кочергу и ткнула ею в него изо всей силы, то это не смогло бы причинить ему большей боли.
Откашлявшись и избавившись от комка в горле, он посмотрел ей в лицо, одним взглядом впитав ее черты, от которых у него захватывало дух: ее безупречную кожу, полные розовые губы. И мысль о том, что она могла бы целовать ими другого мужчину, вызвала в нем бурю чувств.
— Да, меня бы это обеспокоило.
Он говорил тихо, лишь взглядом стараясь выразить то, насколько он был бы обеспокоен.
Сапфировые глаза широко распахнулись, а руки скрылись в складках малиновой юбки.
— И я думаю, вы знаете почему, — продолжал он тихо, удерживая ее взгляд, не позволяя ей отвести глаза и скрыть ее чувства под маской равнодушия, которую она носила слишком долго и продолжала носить до сих пор.
Он вспомнил жаркое и влажное прикосновение ее плоти, когда она лежала в его объятиях. И воспоминание об этом вызвало в нем столь сильный отклик, что он испытал потребность немедленно удовлетворить свое желание.
— Я не вполне понимаю, чего вы хотите от меня. Сначала я думала, что вы решили соблазнить меня из мести, но теперь в наших отношениях все изменилось.
Он расслышал в ее голосе ранимость, и это вызвало в нем нежность к ней и раскаяние. Их отношения развивались так стремительно, что он не мог не признать: первоначально его намерение было именно таким. В будущем они могли бы даже посмеяться над этим.
— Вы и в самом деле считаете, что я мог бы соблазнить женщину из мести?
И он не лгал: он и в самом деле не собирался соблазнять ее. Он позволил себе заниматься с ней любовью, потому что был не в силах противостоять своему влечению.
С минуту она серьезно смотрела на него, потом улыбнулась:
— Но должно быть, эта мысль приходила вам в голову. Я дала вам все основания не любить меня.
Он хмыкнул, услышав, как она расценивает его чувства.
— Думаю, теперь у вас нет сомнений в том, что я нахожу вас вполне приемлемой.
Правой рукой он взял ее руку, сжал беспокойные, суетливые пальцы и заглянул ей глубоко в глаза.
— Я занимался с вами любовью, потому что отчаянно желал вас, и никакой другой причины у меня не было. Такой ответ вас удовлетворяет?
Успокаивающее прикосновение его большого пальца к ее ладони и теплота его кожи сразу вызвали в Амелии отклик. Она кивнула, чувствуя, как между ее бедрами разгорается пожар.
— Я хочу, чтобы между нами не было недоразумений, — проговорил он тихим завораживающим голосом. — Могу я проводить вас в вашу комнату?
Его просьба была непристойной, а предложение запретным. И восхитительно греховным. Амелия ничего не ответила, понимая, что ее молчание означает согласие. Он поднялся, все еще сжимая ее руку, и помог ей встать на ноги державшие ее нетвердо, и они направились к лестнице.
— А как же ваша сестра и остальные? Они ждут меня в гостиной.
