Из того немногого, что Ливия сказала во время короткого разговора этим утром, Алина поняла, что пара решила не видеться несколько месяцев, чтобы дать Шоу время и уединение, которые были необходимы ему, чтобы победить пристрастие к выпивке. Однако они решили писать друг другу в разлуке, что означало, что их роман продолжится посредством чернил и бумаги. Алина улыбнулась с сочувственным изумлением, когда Ливия рассказала ей об этом. – Думаю, вы двое сделали все наоборот, - сказала она. – Обычно романтические отношения начинаются с обмена письмами, а затем со временем переходят к большей близости… в то время как вы с мистером Шоу…
- Начали в постели, а закончили перепиской, - сухо закончила Ливия. – Что ж, никто из нас, Марсденов, не поступает как нормальные люди, не так ли?
- И в самом деле, нет. – Алина была рада, что они с сестрой, похоже, снова ладят. – Будет интересно посмотреть, что станет с вашими отношениями, если ограничить их лишь письмами на такой долгий срок.
- С нетерпением жду этого, в любом случае, - отозвалась Ливия. – Мне будет легче понять свои чувства к мистеру Шоу, если мы будем общаться лишь мыслями и сердцами, оставив в стороне все физические аспекты. – Она усмехнулась и покраснела, смущенно признавшись, - Хотя мне будет не хватать этих физических аспектов.
Алина пристально уставилась в какую-то далекую точку за ближайшим окном, где землю заливал дневной свет. Улыбка ее стала тоскливой, когда она подумала, как сильно и ей будет не хватать радости находиться в мужских объятиях. – Все будет хорошо, - сказала она. – Я очень надеюсь на тебя и мистера Шоу.
- Что насчет тебя и Маккенны? Есть у вас хоть какая-то надежда на лучшее? – Увидев выражение лица Алины, Ливия нахмурилась. – Ясно – мне не стоило спрашивать. Я обещала себе больше не говорить на эту тему, и с этого момента буду молчать, даже если это убьет меня…
Мысли Алины вернулись в настоящее, она вышла на улицу и увидела, как один из лакеев, Питер, с трудом пытается взгромоздить огромный чемодан на багажник кареты. Несмотря на мускулистое сложение лакея, отделанный медью чемодан отчаянно сопротивлялся. Он соскальзывал со своего места, грозя свалиться на Питера.
Двое гостей, мистер Кайлер и мистер Чемберлэйн, заметили положение лакея, но ни одному из них не пришло в голову предложить помощь. Они вместе отошли от экипажа, продолжая беседу и наблюдая за стараниями Питера. Алина быстро огляделась, в поисках другого слуги в помощь лакею. Но прежде чем она успела сказать кому-то хоть слово, будто бы из ниоткуда появился Маккенна, он направился прямо к багажнику кареты и налег на чемодан плечом. Мускулы его руки и спины вздулись под сюртуком, когда он затолкнул чемодан на положенное место, удерживая его, пока Питер забрался наверх и стал затягивать вокруг него кожаный ремень.
Кайлер и Чемберлэйн отвернулись, чтобы не видеть этого зрелища, словно им было стыдно видеть, как один из их компании помогает слуге выполнять его лакейскую работу. Сама исключительная физическая сила Маккенны была точно клеймо на нем, выдающее то, что когда-то он занимался работой, которой никогда не стал бы заниматься ни один джентльмен. Наконец чемодан был закреплен, и Маккенна отступил назад, коротко кивнув лакею в ответ на благодарность. Наблюдая за ним, Алина не могла не отметить, что если бы Маккенна не покидал Стоуни Кросс, он почти наверняка был бы на месте Питера и служил бы лакеем. И это не имело бы для нее ни малейшего значения. Она любила бы его, неважно, куда бы он отправился и чем занимался, и для нее было настоящим мучением понимать, что он никогда этого не узнает.
Почувствовав ее взгляд, Маккенна поднял голову, но тут же отвел глаза. Лицо его окаменело, и он замер на месте в молчаливом раздумье, прежде чем, наконец, взглянуть на нее еще раз. От выражения его лица по ее телу пробежались мурашки… такое холодное и застывшее… и она поняла, что его чувства к ней превращаются в неприязнь, равную его любви к ней.
Вскоре он ее возненавидит, с грустью подумала она, если этого еще не произошло.
Маккенна расправил плечи и подошел к ней, остановившись от нее на расстоянии руки. Они стояли вместе в холодном молчании, небольшие группки людей болтая шил мимо них. Одной из самых трудных вещей в жизни Алины было поднять подбородок и посмотреть ему в глаза. Необычные голубо-зеленые радужки были почти не видны за черными пятнами его зрачков. Под его здоровым загаром проступала бледность, а его привычная энергия была окутана аурой отчаяния.
Алина опустила глаза. – Желаю тебе всего хорошего, Маккенна, - наконец прошептала она.
Он стоял без движения. – Желаю тебе того же.
И снова молчание, давящее на нее, пока она чуть не покачнулась под его тяжестью. – Надеюсь, переезд будет благополучным и приятным.
- Благодарю.
Неловко Алина протянула ему руку. Маккенна не пошевелился, чтобы взять ее. Она почувствовала, как дрожат ее пальцы. Только когда она начала опускать руку, он поймал ее и поднес ее пальцы к губам. Прикосновение его рта казалось прохладным и сухим на ее коже. – Прощай, - прошептал он.
Горло Алины перехватило, и она стояла молча и дрожа, ее рука повисла в воздухе, когда он отпустил ее. Медленно сжав пальцы, она поднесла кулак к груди и слепо отвернулась. Уходя, она ощущала на себе его взгляд. Когда она начала подниматься по ступенькам, ведущим в холл, поврежденная кожа на колене натянулась - настойчивое, раздражающее жжение, от которого на глазах ее выступили слезы ярости.
Когда уехали последние гости, Алина переоделась в удобное домашнее платье и отправилась в семейную приемную. Свернувшись в уголке искусно обитого тканью диванчика, она сидела и смотрела в никуда, казалось, несколько часов. Несмотря на теплый денек, она дрожала под пледом, пальцы на руках и ногах ее заледенели. По ее просьбе, пришла горничная, развела огонь в камине и принесла дымящийся чай, но ничто не могло избавить ее от холода.
Она слышала, как убирают в комнатах; шаги слуг на лестнице - особняк приводили в порядок теперь, когда его, наконец, оставили гости. Ей было чем заняться; нужно было составить список домашних дел, спросить у миссис Фэйрклоз, какие комнаты нужно закрыть и что нужно купить на рынке. Однако Алина, казалось, не могла вывести себя из ступора, охватившего ее. Она чувствовала себя как часы с поврежденным механизмом, застывшей и бесполезной.
Она дремала на диване, пока огонь не потух, и лучи солнца, проникавшие сквозь полузадернутые шторы, не сменило зарево заката. Ее разбудил тихий звук, и она неохотно зашевелилась. Открыв затуманенные глаза, она увидела Маркуса, который вошел в комнату. Он стоял около камина, смотря на нее, словно она была головоломкой, которую он не знал, как решить.
