Николас задумчиво поднял глаза на Аврору.
— Я хочу, чтобы так было и с нами.
— Но мои преграды и так исчезают, — ответила Аврора, защищаясь. — Ты сам помог мне в этом.
— Верно, но тебе еще многому предстоит научиться.
Николас вернул ей дневник.
— Ты очень похожа на француженку, какой она была в самом начале — ты боишься собственных желаний.
Аврора нехотя признала про себя, что он прав. Француженка была невинной девушкой. Любовь мужчины, разбудившего в ней чувственность, стала для нее смыслом жизни.
— У нее был серьезный повод для опасений, Николас. Она была наложницей и полностью зависела от воли жестокого хозяина.
— Но ведь потом оказалось, что он вовсе не жестокий. И в конце концов она стала оказывать значительное влияние на все его действия.
Подойдя к скамейке, Николас сел возле Авроры.
— В этом вы тоже похожи. Ты не осознаешь своей силы.
Он нежно улыбнулся.
— Думаю, ты довольно легко могла бы мною повелевать.
Аврора промолчала, и Николас склонился к ней, легонько посасывая мочку ее уха.
— А вот еще одно сходство, — прошептал он. — Француженка думала, что хочет свободы, но нашла нечто более ценное. Страсть. Она предпочла ее свободе.
Аврора отодвинулась от него, не зная, что ответить.
— Но ты забываешь, что их история закончилась печально. Страсть разбила ей сердце.
— Но наша история закончится иначе, Аврора. — Он снова пододвинулся к ней, легко целуя ее шею и обволакивая ее волнами наслаждения, словно невидимой паутиной. — Ты можешь получить наслаждение, которое испытала она, и при этом быть счастливой…
— Николас, пожалуйста… — покачала головой Аврора. — Ты же сам сказал, что мы не будем думать о будущем.
— Верно.
Он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.
— Тогда поцелуй меня, дорогая, и заставь забыть об этом…
Радуясь, что он не хочет продолжать этот разговор, Аврора обняла его и подставила лицо для поцелуя.
К ее облегчению, Николас больше не вспоминал о дневнике, позволив ей снова погрузиться в мир грез.
Они часто гуляли вместе, разговаривая. Парк был замечательным, в нем было много элегантных эротических скульптур, а по гигантскому лабиринту, сделанному из аккуратно подстриженных тисов, можно было блуждать часами. К дому подступал густой, прекрасный буковый лес, полный укромных тропок и чистых ручьев, который, казалось, сошел со страниц детской сказки.
Аврора и Николас часто ездили верхом. Здесь, в этом отрезанном от внешнего мира месте, Аврора могла не бояться осуждения, пуская лошадь галопом. Одним из ее любимых занятий было скакать по еще мокрому от утренней росы лугу, чувствуя ветер в своих волосах. Николас скакал рядом с ней.
Однако большую часть времени они проводили, занимаясь любовью. Для них не существовало никаких запретов, никаких ограничений. Николас хотел, чтобы Аврора полностью раскрепостилась. Они занимались любовью в ванной, на обеденном столе, возле небольшого, с кристально-чистой водой пруда, огороженного высоким забором. Они кормили друг друга вымоченными в меду сладостями и фруктами, а потом слизывали сок с губ друг друга. Они занимались любовью на постели, усыпанной розовыми лепестками, источающими пьянящий аромат, как было написано в дневнике.
Книга француженки познакомила Аврору с некоторыми новшествами, которые они с Николасом опробовали на себе. Одним из ее излюбленных развлечений была пара гладких серебряных шариков, которые вводились во влагалище женщины и, перекатываясь там, возбуждали ее.
Когда Аврора впервые использовала их, она испытала настоящее потрясение. Никогда еще она так остро не ощущала собственное тело или тело Николаса. Эти изысканные ощущения так возбудили ее, что она не могла удержаться, чтобы не начать с Николасом любовную игру.
Однажды теплым солнечным днем они вместе решили исследовать лабиринт. Николас превратил прогулку в эротическое путешествие, осыпая Аврору горячими медленными поцелуями и уводя все дальше вглубь запутанной паутины зеленых стен.
Когда они дошли до центра, Аврора ничуть не удивилась, увидев там скульптуру в полный рост, изображающую двух сплетенных в порыве страсти любовников. Это было похоже на храм любви под открытым небом. Ей не составило труда угадать намерения Николаса, когда он расстелил на траве плед и стал развязывать свой шейный платок. Но когда он протянул к ней руки, Аврора напряглась. Высокие стены из зеленых тисов надежно закрывали их от посторонних взглядов, и все же она не чувствовала себя спокойно.
Увидев, что она колеблется, Николас посмотрел на нее, словно бросая вызов ее решимости.
— Никто не увидит нас здесь, милая, но если ты не хочешь…
— Нет, — ответила Аврора, вспомнив о наслаждении, которое она испытывала каждый раз, сломив в своей душе очередной барьер. — Все в порядке.
— Замечательно. Я хочу видеть тебя обнаженной, дорогая. Иди сюда.
Он сжал Аврору в объятиях и стал нежно целовать ее лицо. Она отвечала ему тем же, не в силах противиться страсти, которую он разжигал в ней одним прикосновением, и прижималась к нему как можно крепче.
Когда Николас освободил ее тело от одежды, ей показалось, что она тает в его руках, словно мед на солнце.
Когда же Аврора наконец стояла перед ним полностью раздетая, Николас смотрел на нее без стеснения, с вожделением, которое действовало на нее, словно афродизиак. Чувствуя его взгляд на своей груди, Аврора ощущала, как ее соски, наполовину скрытые под каскадом золотистых волос, становятся твердыми, и, когда Николас стал неспешно поглаживать их указательным пальцем, она задержала дыхание, словно боясь спугнуть его.
Услышав ее тихий стон, Николас положил ладони на ее грудь, закрыв ее.
— У тебя невероятно чувствительные соски. Достаточно одного лишь прикосновения, и ты вся горишь.
Поглаживая ее грудь, Ник смотрел, как Аврора вздрагивает от наслаждения.
— Николас…
Услышав ее мольбу, он понимающе кивнул.
— Тише, тише, моя хорошая.
Затем он поцеловал ее в губы, не грубо, но страстно, словно с помощью поцелуя пытался сделать Аврору своей, а потом медленно уложил ее на плед. Аврора внезапно поняла, что он все еще полностью одет, а на ней нет ничего.
Она бросила на него страстный взгляд. Николас, став перед ней на колени, с жадностью смотрел на ее залитое солнцем тело, и от этого сердце Авроры начинало биться еще быстрее. Она чувствовала себя желанной, она чувствовала себя грешницей, но не испытывала стыда или раскаяния.
Она протянула к нему руки, но Николас покачал головой.
