— Лино, пожалуйста, позвольте мне в последний раз увидеть его. Только один раз. И я уйду, клянусь.
Внезапный взрыв, раздавшийся почти рядом с ними, вспугнул ее лошадь, и Хеллер, соскользнув с седла, упала на руки помощника Хоакина. Крик вырвался из ее груди, когда она почувствовала нестерпимую боль в спине…
— Черт бы вас побрал, сеньора! — Он поставил ее перед собой. — Лучше надейтесь, что динамит сделал свое дело и ни один из них не пройдет сюда, иначе…
— Это не я привела их сюда!
Неожиданно она увидела Абигайль — тетушка как раз в этот момент выходила из пещеры.
— Хеллер! О Бог мой, Хеллер!
— Тетушка! Я видела, как Мердок, выстрелив в Хоакина, ускакал, но не знаю, что было потом. Он тяжело ранен?
Слезы хлынули из глаз Абигайль.
— Очень тяжело, дорогая: Пепе говорит, что пуля прошла рядом с позвоночником. Он собирается удалить ее, но не уверен, что у него получится.
Хеллер в отчаянии повернулась к Лино:
— Позвольте мне пойти к нему! Он нуждается во мне, я знаю это и хочу помочь ему пройти через все трудности.
Однако выражение глаз Лино оставалось холодным и безжалостным.
— Бы ошибаетесь, он не нуждается в вас. С ним сейчас Елена, и этого достаточно. Возвращайтесь в Эльдорадо и не забудьте захватить с собой вашу тетю.
— Но как я могу вернуться туда? — Хеллер сжалась от страха. — Мейджер убьет меня!
— Вы его доверенное лицо — зачем ему убивать вас?
— Доверенное? Я? — Голос начал отказывать ей. Она закрыла лицо руками и несколько секунд собиралась с силами, чтобы сделать еще одну попытку. — По крайней мере позвольте мне остаться и узнать, выживет он или нет. Я не буду тревожить его, клянусь, но не заставляйте меня оставаться в неведении. Поверьте, я не перенесу этого. Всего лишь знать — больше я никогда и ни о чем вас не попрошу, но умоляю, дайте мне такую возможность.
Недовольно поджав губы, Лино нехотя кивнул.
— Ладно, вы можете пока остаться, но даже не пытайтесь увидеть Хоакина. Надеюсь, вам ясно? — Прежде чем она смогла ответить, он повернулся и зашагал прочь.
Приведя Хеллер в один из залов пещеры, Абигайль усадила ее на соломенный тюфяк и, умыв ей лицо, стала осторожно расчесывать спутанные волосы племянницы.
— Ты не хочешь рассказать мне, что все-таки случилось? — осторожно спросила она. — Гордон причинил тебе боль? Он… — Старушка отвернулась, очевидно, не в состоянии произнести страшное слово.
Хеллер равнодушно покачала головой:
— Нет, тетушка, он не приставал ко мне.
Абигайль вздохнула и коснулась рукой щеки Хеллер.
— Но что же он сделал, дорогая? Как он обидел тебя?
Отстранившись, Хеллер потянула вверх грязную ночную рубашку.
— Вот что он сделал! — Она повернулась к тетушке спиной.
У Абигайль на мгновение прервалось дыхание. Придя в себя, она осторожно протянула руку и коснулась кончиками пальцев израненной кожи Хеллер.
— Боже, бедное дитя!
Прижимая ночную рубашку к груди, Хеллер повернулась и увидела лицо Абигайль, бледное как полотно.
— Пожалуйста, тетушка, умоляю тебя — ты никому не должна говорить об этом.
— Но, Хеллер…
— Нет! Ты не должна. У меня есть свои причины, чтобы просить тебя об этом.
Абигайль неохотно кивнула и направилась в другой зал пещеры в поисках еще одного одеяла.
Только теперь у Хеллер появилась возможность спокойно взглянуть на все, что случилось с ней в последнее время. Какой же она была наивной дурой, полагая, что сможет перехитрить Сэма Мердока — человека, зарабатывавшего на жизнь выслеживанием и убийством других людей. Если бы только она внимательнее послушала то, что говорили о нем Хоакин и Лино, возможно, ей бы не пришло в голову доказывать свою полезность и оказывать помощь Хоакину именно таким образом.
Но никто вовремя ее не остановил, и в результате она помогла завлечь Хоакина в ловушку.
Мороз пробежал у нее по коже. Есть некоторые вещи, которые нельзя оправдать, нельзя исправить и нельзя простить. Да и зачем прощать, ведь у него есть Елена. Лино сказал, что Хоакин нуждается именно в ней, а уж он-то знал Хоакина лучше всех. Человек должен быть слепым, чтобы не видеть, насколько Елена любит Хоакина, и эта любовь не кончается в течение более чем двух десятилетий. Она прошла с ним лучшие и худшие времена, она была с ним, когда его ранили, и потом, когда ему нужно было поговорить с кем-то, когда он был одинок. А самое главное — она была с ним сейчас.
Ирония заключалась в том, что Елена Вальдес любила Хоакина так же, как он любил свою жену Роситу.
Хеллер надела ночную рубашку и укрылась теплым одеялом Абигайль. Как же много событий произошло с того момента, когда она, приехав в Сан-Франциско, вышла из вагона поезда в ликующую толпу! Если бы она могла повернуть стрелки часов обратно… скольких ошибок можно было бы избежать. Зная то, что знает сейчас, она бросила бы вызов Элизабет Пенниуорт и доказала бы ей, что нет ничего позорного в ее рождении вне брака. Если бы мать и Джеральд Пейтон поженились, она родилась бы и выросла в Бостоне. А вот теперь и для нее самой роль одинокой матери замаячила на горизонте.
Когда она подумала о будущем младенце, у нее отлегло от сердца. Теперь у нее не было никаких сомнений — его отцом являлся Хоакин, а не Лютер Мейджер. Вот только сам отец никогда не узнает о ребенке, которого зачал.
Терзаясь сомнениями, Хеллер долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не провалилась в глубокий, беспокойный сон.
Проснулась она только в полдень следующего дня. Около нее, скрестив ноги и монотонно напевая, сидел Пепе. Заметив, что Хеллер открыла глаза, он перестал петь.
Внезапно ей в голову пришла страшная мысль.
— Хоакин… умер?
— Нет-нет, он жив, но пуля засела очень глубоко, и из него вытекло много крови. — Пепе огорченно покачал головой.
Следующие четыре дня оказались больше похожи на пытку. Пепе не приходил, и никто не разговаривал ни с ней, ни с Абигайль о состоянии здоровья Хоакина. По-видимому, все шло к худшему. Он умирал.
Уже собираясь уезжать, Хеллер неожиданно повстречала Елену. Они не обмолвились ни словом, делая вид, что не знакомы друг с другом; и тут, повинуясь какому-то неясному импульсу, Хеллер кинулась назад в лагерь и сразу прошла в зал, где лежал Хоакин. Она просто не могла не увидеть его в последний раз, чтобы попрощаться.
Хоакин лежал на груде шкур, его голова была слегка приподнята, мускулистые руки покоились по бокам. Широкая повязка стягивала его торс, а ноги прикрывало одеяло в красно-коричневую полоску.
Хеллер безмолвно встала на колени у его изголовья, она хотела дотронуться и погладить его, но не смела, опасаясь, что он проснется.
