Глава 22
Когда на следующий вечер Джеймс прибыл в Радерфорд-Мэнор, он все еще пребывал в состоянии потрясения, которое испытал ранним утром в Стоунридж-Холле, получив сообщение о смерти отца. Тот сломал шею, упав с лошади. Так закончилась жизнь пятого графа Уиндмира.
С того момента как записка упала на пол, выпорхнув из его онемевших пальцев, все происходило как в тумане. Джеймс был не столько потрясен, сколько оглушен. А может, оглушен потрясением. Он почти не помнил, как оделся и сообщил виконтессе, что уезжает, но отчетливо помнил, что Мисси еще спала и он не смог даже проститься с ней. Пока он добирался до дома в карете и на поезде, у него было достаточно времени, чтобы подумать о смерти отца… и собственной жизни.
Ривс, служивший в их доме дворецким сколько Джеймс себя помнил, выразил ему свои соболезнования, едва открыв дверь. Лицо старого слуги осунулось, глаза запали. Покойный граф пользовался всеобщей любовью. Слуги были особенно привязаны к нему, отвечая преданностью за его добро. Неопределенно кивнув, Джеймс направился в музыкальную комнату, где, как сообщил ему дворецкий, находилась его мать.
Графиня, высокая элегантная женщина со светло-русыми волосами, сидела на небольшом диванчике рядом с фортепиано и пила чай — так, во всяком случае, он решил, судя по сверкавшему серебром чайному сервизу, стоявшему перед ней. Когда Джеймс вошел, она устремила на него свои голубые глаза и улыбнулась. Это была печальная улыбка, едва коснувшаяся уголков ее губ.
— Тебе не кажется, что я слишком молода, чтобы стать вдовой?
Как это похоже на нее! Как и все остальное, она оценивала каждое событие исходя из того, как оно отразится на ней. Смерть отца была не более чем рябью на поверхности моря, которое представляла собой ее жизнь, если только он не оставил ее без средств.
— Добрый вечер, мама. Я бы сказал, что отец тоже был слишком молод, чтобы умереть, — сухо заметил Джеймс, нагнувшись, чтобы коснуться губами ее щеки, прежде чем опуститься в ближайшее кресло. На ней было фиолетовое платье с желтой отделкой, и он усомнился, что она будет соблюдать положенный годичный траур. Когда умерла ее мать лет десять назад, она посетовала, что черное придает ей болезненный вид, и согласилась надеть его только в день похорон.
— Твой отец был безрассудным молодым человеком и так и не изменился, — отозвалась она, презрительно фыркнув.
— Едва ли можно назвать верховую езду безрассудством. — Тело его отца еще не остыло, а она уже обвиняет его во всем. Джеймс вздохнул, уронив голову на грудь. Неужели она не позволит сыновьям даже оплакивать отца без язвительных замечаний и колкостей?
Она продолжила, как будто он ничего не говорил:
— Удивительно, что он вообще приехал. Твой отец предпочитал проводить время в Лондоне даже после окончания сессий парламента. Впрочем, я не ожидала, что он задержится надолго, поскольку он никогда не задерживался.
— А что насчет похорон, мама? Когда они состоятся? — Вот почему он так редко бывает дома. Если бы не Кристофер, Джеймс не приезжал бы сюда вообще.
— Через два дня. Скорей бы все это закончилось.
— А что с Кристофером?
— Завтра приедет.
Джеймс медленно кивнул. Его глаза жгло, в голове начала пульсировать боль. Он не пролил ни одной слезы, возможно, слишком потрясенный, чтобы дать волю чувствам. Внутри его разверзлась пустота, и он не знал, чем ее заполнить.
Они были не слишком близки с отцом, но между ними существовало взаимопонимание. Джеймс уже свыкся с мыслью, что его жизнь будет похожей на жизнь отца.
Когда-то мать была счастлива и радовалась жизни — совсем как Мисси. Но это было давно, в детстве. Джеймс не мог вспомнить, когда она изменилась, но точно знал, что изменилась.
И теперь, вспомнив, какой она была, он в очередной раз задался вопросом, каково это быть женатым на женщине, которой она стала. Его охватила невольная дрожь. Наверное, этого достаточно, чтобы искать успокоения в смерти или хотя бы забвения в объятиях других женщин. А у его отца были другие женщины. Много женщин. Что еще прикажете делать, когда жена к тебе совершенно охладела?
Джеймс поднялся на ноги.
— Это был длинный день. — И его отец только что умер, мысленно добавил он, но не стал произносить этого вслух, бросив на мать выразительный взгляд.
— Италия так прекрасна, — отозвалась она, глядя в арочное окно, выходившее на переднюю лужайку.
Джеймс вздохнул.
— Спокойной ночи, мама.
Она кивнула, отпуская его, и с невозмутимым видом поднесла к губам чашку.
Узнав о смерти отца Джеймса, виконтесса отменила оставшиеся празднества. Гости, многие из которых лично знали графа, проявили понимание и разъехались в течение дня, так что на следующее утро Мисси с матерью смогли отправиться в Радерфорд-Мэнор.
Представительный дворецкий, впустивший их в величественное каменное задание, объявил об их прибытии.
У Мисси было слишком мало времени, чтобы рассмотреть роскошное убранство дома: обтянутые шелком стены, большие картины в серебряных рамах и мягкие ковры, — прежде чем она увидела Джеймса.
Он вышел из гостиной. Их взгляды встретились, и она замерла, не сразу заметив Алекса и Томаса, которые стояли по обе стороны от него. Джеймс двинулся к ним, не сводя с нее глаз. Мисси внутренне напряглась, и хоть напомнила себе, что приехала сюда на похороны его отца, не могла не почувствовать волнения при виде Джеймса. В черной траурной одежде, с черной повязкой на рукаве, он выглядел, возможно, чересчур суровым, но потрясающе красивым.
Ее мать была так занята, давая указания лакею, который выгружал их багаж из кареты, что не заметила их приближения, пока они не оказались совсем рядом.
Пока Джеймс здоровался с виконтессой, которая нежно обняла его, выражая сочувствие, Мисси тихо стояла рядом. Когда он шагнул к ней, она так волновалась, что едва могла думать. Взгляд, который он устремил на нее, был таким напряженным, что ей стало не по себе.
Он нагнулся и, черт бы побрал правила приличий, коснулся губами ее теплой щеки.
— Спасибо, что приехала, — хрипло произнес он.
Сознавая, что за ними наблюдают, в том числе ее мать и брат, Мисси коротко сказала:
— Я ужасно сожалею о твоем отце. — И поспешно опустила глаза, не выдержав его пристального взгляда.
Джеймс отступил на шаг и неуверенно улыбнулся.
— Мы поговорим после похорон, — сказал он достаточно громко, чтобы все слышали.
Мисси ничего не оставалось, как кивнуть. Спустя несколько мгновений они с матерью последовали за лакеем, который понес их багаж в отведенные им комнаты.
