— Гадина! Высечь тебя мало! — уже с меньшей злостью бросила Виола, чувствуя, как силы покидают ее.
Она отпустила шевелюру камеристки и устало плюхнулась в кресло. Сама виновата: можно было и догадаться, что служанка тут же побежит докладывать отцу. И что теперь? У нее не осталось ни одного союзника, которому можно было бы довериться. Придворным девицам рассказывать ни в коем случае нельзя — тут же разнесут сплетню по всей округе. Джоанна тоже оказалась доносчицей. Неужели и впрямь придется рожать этого бастарда?
Виоле вдруг вспомнился ярл. Холодные стальные глаза, кривая усмешка в седеющей бороде… Ее передернуло от омерзения.
***
Следующие несколько дней Виола безвылазно просидела в своих покоях. Джоанна приносила еду, но в глотку ничего не лезло, и почти все съеденное вскоре оказывалось в ночном горшке.
«Я так скорее умру от голода, чем доживу до родов, — подумала Виола, когда от головокружения едва смогла подняться с постели. — На одних яблоках долго не протяну».
В тот же день после полудня дверь распахнулась, и на пороге показался отец в сопровождении щуплого старичка в черной мантии.
Виола отложила книгу и встала с кресла, приветствуя вошедших.
— Моя дочь Виола, — граф представил ее незнакомцу. — Господин Барбиери.
— Рад познакомиться, миледи. — Барбиери галантно поцеловал ей руку. Его усы слегка щекотнули тыльную сторону кисти.
— Взаимно, — улыбнулась Виола и вопросительно уставилась на отца.
— Это лекарь. Он тебя осмотрит, — пояснил тот. — Можете приступать, господин Барбиери.
— Кхе-кхе, — кашлянул тот. — Где можно вымыть руки?
Взглянув на хмурое лицо графа, Виола поняла, что возражения бесполезны. Она молча кивнула на ширму, за которой стоял умывальник.
До сего момента она никогда не жаловалась на здоровье, и во взрослом возрасте ее еще ни разу не осматривал врач. Но сейчас, похоже, не отвертеться. Что ж, пускай он тогда поскорее с этим покончит.
Выйдя из-за ширмы, лекарь подошел к Виоле.
— Прилягте, миледи. — Он указал ей на кровать.
Отец прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Он что, собирается присутствовать при осмотре? Виолу бросило в жар.
Барбиери, увидев ее замешательство, вопросительно взглянул на графа.
— Виола, ты слышала, что тебе сказали, — тоном, не терпящим возражений, бросил тот.
Стиснув зубы, она улеглась на кровать.
— Пожалуйста, согните ноги. Вот так. — Лекарь несмело взял ее за лодыжки и приподнял их, разводя в стороны бедра.
Виола ощутила как на ней задирают юбку. Какой позор! Так стыдно ей не было даже когда ее выставили голую в клетке всем напоказ. Она закусила губу и уставилась на потолочную лепнину, чувствуя, как глаза медленно наполняются слезами.
В следующий момент холодные костлявые пальцы скользнули по промежности и проникли внутрь. Второй рукой лекарь надавил на низ живота. Стало неприятно и даже немного больно. Виола поморщилась. Врач с минуту ковырялся в ней, а затем вытащил пальцы и сказал:
— Спасибо, миледи. Можете встать.
Дрожащими руками Виола одернула юбку и села. С опаской взглянув на отца, она вздрогнула: на его лице читались отвращение и брезгливость.
— Ну что? — с пренебрежением спросил он, когда лекарь, вымыв руки, вновь появился из-за ширмы.
Барбиери подкрутил тонкий седой ус.
— С полной уверенностью смею утверждать, что юная дама в тягости, ваше сиятельство, — сказал он.
Виола разочарованно выдохнула, а у отца дернулась щека.
— Срок… э-э… — Врач пытливо уставился на Виолу. — Когда у вас последний раз были недомогания, миледи?
— Три месяца назад, — ответила она.
— Значит, три месяца беременности, — заключил он.
— От этого можно как-то избавиться? — поинтересовался отец. — Но только без риска для ее жизни.
Барбиери наморщил лоб и долго переводил взгляд с Виолы на графа.
— Я бы не советовал, — осторожно начал он. — Все способы чреваты последствиями. Горячка, кровотечение, нагноение матки…
— Ясно, — перебил его граф. — Тогда пусть рожает.
— Совершенно согласен с вашим сиятельством.
— Я не смогу! — простонала Виола. — Если мне уже сейчас так плохо, то что будет дальше?
Отец нахмурился.
— Не выдумывай! — буркнул он. — Бабы созданы для того, чтобы рожать.
— Вам докучает тошнота, миледи? — деликатно поинтересовался лекарь.
— Да. И жуткая слабость.
— Ну что ж, в таком случае могу порекомендовать вам отвар мяты натощак. А кушать следует маленькими порциями в течение всего дня.
— Спасибо, я попробую.
— Вы закончили? — сухо поинтересовался граф.
— Да, ваше сиятельство. Предлагаю назначить новый осмотр, скажем, недели через три, дабы убедиться, что все протекает без осложнений.
— Хорошо. Идемте, мой секретарь рассчитается с вами за визит.
— Премного благодарен, ваша милость.
Отец вышел из комнаты, не удостоив Виолу даже мимолетным взглядом. Барбиери, раскланиваясь на ходу, последовал за ним.
Глава 41
Отвар мяты действительно помог, и хоть Виолу все еще мутило после каждой трапезы, большая часть съеденного теперь, к счастью, оставалась в желудке. Жить стало легче, правда сильно тяготило вынужденное затворничество. Виола читала и вышивала, но в основном просто сидела в кресле, предаваясь воспоминаниям об утраченной любви.
Бьорн все так же снился ей чуть ли не каждую ночь. «Интересно, как он сейчас? Счастлив ли со своей женой? Вспоминает ли обо мне хоть иногда?» — думала она промозглыми вечерами, когда за окном завывал неугомонный ветер.
Отец заходил к ней каждое утро и сухо справлялся о самочувствии. Сердце рвалось на части от того, что родной человек стал так холодно к ней относиться. Правда он и раньше, хоть и не отказывал ей ни в нарядах, ни в развлечениях, но теплом и лаской никогда особо не баловал.
Говорили, что граф обожал ее мать, и когда она скончалась при родах, сильно горевал. Виола так и не смогла стать для него отдушиной. Может, потому что он невольно винил ее в смерти любимой жены?
Из-за неудачного падения с лошади граф больше не мог иметь детей, и Виола подспудно ощущала, что отец ждет не дождется, когда она выйдет замуж и родит ему внуков.
«Но он явно не ожидал, что это будет бастард от хейдеронца», — с горечью подумала она, глядя, как пламя в камине безжалостно пожирает дрова.
Скрипнула дверь. Виола оглянулась — в спальню вошел слуга.
— Миледи. — Он поклонился. — Ваш батюшка желает видеть вас в малой гостиной.
— Зачем? — удивилась Виола.
— К сожалению, мне это неизвестно. Его сиятельство лишь велели предать, чтобы вы оделись, как подобает для приема гостей.
— Спасибо.
Лакей удалился, а Виола подошла к зеркалу, ощущая, как часто забилось сердце.
Гости? Что еще за гости? Впрочем, какая разница? Ей до смерти надоело сидеть взаперти, и она была рада любому поводу хоть ненадолго покинуть свои покои.
— Джоанна!
Камеристка высунула нос из своей комнатушки.
— Да, миледи?
— Причеши меня и достань мне зеленое… нет, лучше голубое платье. Да поживее: отец желает видеть меня в гостиной.
— Слава богу! — Круглое лицо Джоанны расплылось в улыбке. — Никак, ваш батюшка сменил гнев на милость?
Виола пожала плечами.
— Надеюсь.
Через пару десятков минут она в сопровождении лакея стояла перед резными дверями малой гостиной. В коридоре гуляли пронизывающие сквозняки, плечи озябли, и Виола поплотнее закуталась в шаль. Нервно подкрутив пальцами выпущенные из прически локоны, она кивнула слуге, и тот распахнул перед нею створки.
Когда она вошла, граф и какой-то мужчина поднялись с кресел возле камина.
— Дочь, — отец шагнул ей навстречу и протянул руку.
Виола покорно вложила свою ладонь в его. С любопытством взглянув на гостя, она узнала в нем Норберто Манчини, того самого, что приезжал в Рюккен и уехал, так и не дождавшись ее у Броккова Клыка.
