— И тогда на острове появился колдун и очаровал тебя.
— Я бы так не утверждала, — недовольно сморщила носик Клара.
— Я хочу знать только одно, — не оборачиваясь, произнес Гарет.
— Что именно, милорд?
— Ты по-прежнему любишь его?
Клара застыла.
— Нет. Я не люблю Раймонда де Колевилля, или как там он теперь себя называет?
Гарет резко обернулся к ней. Желваки играли на его скулах.
— Ты уверена? Подумай хорошенько, Клара, ибо я собираюсь покончить с ним раз и навсегда.
— Я бы не хотела, чтобы ты кого-нибудь убивал, — вздрогнула Клара.
— Я тоже. Но мы имеем дело с убийцей.
— Ты имеешь в виду Беатрису?
— Да. Это он задушил ее.
— Что ж, по-видимому, это его рук дело. Хотя и не могу представить Раймонда в роли убийцы.
— Ты должна смотреть правде в глаза… Вполне возможно, именно он убил твоего отца, Клара.
— Моего отца?! — прошептала она. — Но ведь его убили разбойники в Испании!
— Что было самой большой ценностью для сэра Хамфри? — тихо спросил Гарет. — Пожалуйста, вспомни.
— Книга рецептов, переведенных с арабского, — еле слышна проговорила Клара. — Та самая книга, которую ищет Раймонд.
— Да. Теперь мы знаем, что однажды он уже решился на убийство ради этой книги. И, возможно, не в первый раз.
Клара зажмурилась от боли:
— Я не могу поверить… О, милорд, я очень сожалею, что здесь, на Желании, творятся такие ужасные вещи. А вы-то надеялись обрести мир и покой!
— За все в этой жизни надо платить. Тем более за мирную, спокойную жизнь. И я готов сполна заплатить за то, чего хочу.
Клара открыла глаза и заглянула ему в лицо:
— Да, конечно. И молю Бога, чтобы однажды он даровал вам то, что вы ищете.
— Я тоже. — Он прикрыл глаза, пряча взгляд. — Так вы уверены, что не любите колдуна?
— Совершенно уверена, милорд. Честно говоря, я давным-давно поняла, что никогда и не любила его.
— Но как ты… — Гарет запнулся, подыскивая нужные слова. — Как ты поняла, что не любила его? И не любишь сейчас?
— На то есть две причины, милорд. Одну из них вам будет трудно понять.
— Что это за причина?
— От него никогда не пахло правильно, — пожала плечами Клара.
— Прошу прощения? — захлопал глазами Гарет. — Ты хочешь сказать, он редко принимал ванну?
— Да нет же! Он был очень привередлив и трепетно относился к своей внешности, — улыбнулась Клара. — Просто от него исходил не правильный запах, понимаете.
— Нет, совсем не понимаю, но не мне судить. — Гарет немного помолчал. — А вторая причина?
Клара глубоко вздохнула:
— Как могу я любить чародея, милорд, если я люблю вас?
— Меня?! — поразился Гарет.
— Вас, милорд. От вас пахнет правильно. Я поняла это с того самого дня, когда вы сняли меня с крепостной стены и посадили на седло впереди себя. Думаю, тогда-то я и влюбилась в вас.
Гарет смотрел на нежную улыбку, играющую в уголках ее губ, и чувствовал, как кровь стынет в его жилах.
— Не смейся надо мной. — В несколько огромных шагов он пересек комнату, подошел к жене и схватил ее за плечи. — Только не над этим, Клара.
— Что вы делаете, милорд? — Улыбка сбежала с ее губ. Клара попыталась вырваться и встать на ноги.
Гарет взял ее за руки, подхватил и поднял над полом так, что глаза ее оказались вровень с его глазами.
— Я уже предупреждал вас, что не нахожу ничего забавного в умных шуточках и озорных каламбурах.
— Клянусь большим пальцем святой Эрмины, я нисколько не шучу, милорд! — Клара ухватилась за его широкие плечи и сердито посмотрела на Гарета. — Немедленно отпустите меня. Именно это я и подразумевала, когда упоминала о сомнительных достоинствах огромных мужчин!
Он не обратил никакого внимания на ее слова.
— Повтори это еще раз.
— Повторяю: у огромных мужчин есть…
— Нет! Не этот вздор! — Он не отрываясь смотрел ей в глаза. — Другое.
— Другой вздор? — слабо пискнула она.
— Адские врата! У меня нет настроения шутить, мадам!
Мечтательная улыбка вновь заиграла в уголках ее губ.
— Я люблю вас.
— Потому что от меня хорошо пахнет?
— Не просто хорошо, — поправила она. — От вас всегда пахло правильно.
— Правильно? Правильно?!
— Я понимаю, вам это кажется странным, милорд, но я очень многие вещи воспринимаю на запах.
— И мужчин тоже?
Клара густо покраснела:
— Наверное, вам это кажется очень вульгарным…
— Это не просто вульгарность. Это наглая, бессовестная ложь! Когда я снял вас со стены и посадил перед собой, я только что закончил тяжелый четырехдневный переход. И все это время я ни разу не мылся — разве что споласкивал лицо и руки. От меня несло потом, лошадью и грязью, мадам.
— Да. Но помимо всего было и кое-что еще… И я сразу почувствовала это.
— Но от меня пахло совсем не как от любимого!
— А чем, по-вашему, пахнут любимые, милорд? — спросила она.
— Откуда я знаю! Розами, гвоздикой и лавандой, наверное… Во всяком случае, не лошадью, потом и грязью.
— Возможно, вы правы относительно других, милорд. — Клара нежно взяла его лицо в свои ладони. — Но для меня существует только ваш запах. Я узнала его с первого дня, еще не догадываясь, что это запах любимого. Я знала лишь одно, что вы пахнете правильно.
— И что же это за запах?
— Запах бури и ветра, запах предрассветного моря. Яростный, волнующий аромат, который оглушил меня и заставил кровь забурлить в жилах.
— Клара. — Он разжал объятия, позволив ей соскользнуть вниз. — Клара… — И прижался губами к ее губам.
Скорее всего, это страсть заставляет ее верить, что она любит его, подумал Гарет. Она до сих пор никак не привыкнет к новым для себя чувствам. Или называет любовью свою склонность давать приют и заботу бездомным.
А может быть…
А может быть, она в самом деле любит его?
Он боялся поверить в это, но не собирался упускать того, что само шло в руки.
Клара обняла его за шею и с готовностью приоткрыла губы. Гарет чувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах, — и задрожал от страсти.
Непреодолимое желание охватило его — так было каждый раз, когда он держал в объятиях эту женщину. Но теперь он вдруг почувствовал что-то еще… Он должен защитить ее. Спасти. У него нет ничего дороже Клары.
Он еще крепче обнял ее. И это было уже нечто гораздо большее, чем вожделение. Гарет понимал, что должен беречь Клару гораздо сильнее и ревностней, чем до сих пор берег свой меч.
Окно в Преисподнюю было всего-навсего орудием смерти.
А Клара была жизнью.
— Черт бы побрал этот туман! — проворчал Ранульф. — Боюсь, мы не разглядим сигнальных огней нашего дозора, прочесывающего скалы.
