Мишель немного задержался и, влетев в комнату, сразу же кинулся стаскивать с себя одежду, жадно поглядывая на жену, укутанную по подбородок в одеяло. Но, скользнув в постель, он обнаружил ее полностью одетой и, вопросительно подняв брови, нетерпеливо спросил.
– Ты меня не ждала?
– Ты знаешь, что ждала, но нам нужно поговорить, – ответила Кэт, нервно улыбнувшись.
– А после поговорить нельзя? – руки графа принялись торопливо расшнуровывать платье жены.
– Нет, нельзя, это важно, – строго произнесла Кэтрин, отбиваясь от его настырных рук.
– Тогда поговорим в процессе, – произнес он, притягивая жену к себе, а губами припав к ее шее.
Девушка вздрогнула: томление молниеносно разлилось по телу, но, призвав все свои силы на помощь, она отстранила мужа.
– То, что я хочу сказать, изменит многое, – дрожащим голосом произнесла Кэт.
– Хорошо, я весь во внимании, – улыбнулся Мишель, поудобнее устроившись на подушках.
– Я подвела тебя, – чуть ли не рыдая, прошептала Кэтрин.
– Кэтрин, что стряслось? – напрягся Мишель.
– Я… – она втянула с шумом воздух и выпалила: – Я жду ребенка.
Дантон застыл, пристально глядя на нее. Заметив, как почернели его глаза, графиня разрыдалась.
– Прости, я не знаю, как это получилось…
– Глупая, тебе не за что извиняться! – граф притянул ее к себе и крепко обнял. – Ты ни в чем не виновата! Такое бывает, когда люди занимаются тем, чем мы занимаемся каждую ночь.
– Знаю, – всхлипнула Кэт, уткнувшись в его каменную грудь. – Но ты не любишь детей…
– Не люблю? – Дантон удивился. – С чего ты это взяла?
– Ты сам говорил, что не хочешь детей…
– Я говорил правду, – он отстранил жену, заглянув ей в глаза. И у Кэтрин внутри все оборвалось. – Я не хотел дитя, но не потому, что их не люблю.
– А почему? – с надеждой спросила она.
– Проклятие моей семьи, – тяжело вздохнув, признался Мишель. – Пойми, Кэтрин, я не хочу, чтобы мои дети страдали от безумия, как мои брат и отец. Это передается из поколения в поколение по мужской линии…
– Возможно, у нас будет дочь, – оживилась девушка.
– Не будет.
– Почему? Этого нельзя предугадать.
– В моем роду рождаются только мальчики, – ответил уверенно Дантон. – Конечно, случались и исключения, но тогда девочки появлялись на свет мертворожденными.
– Господи! – ужаснулась Кэтрин, вздрогнув. – Что же ждет нашего малыша?
Слезы застилали ей глаза, а тревога разрывала душу. Еще до рождения их ребенок был обречен. И не важно, кто это будет: мальчик или девочка. Девочке не суждено увидеть свет, а мальчику предначертано безумие. Нет, так не должно быть! Она желает малышу лишь счастья! Он не может расплачиваться за ошибки потомков. И Мишель, он же совершенно здоров. Значит, бывают исключения.
– Но ты же не унаследовал безумия?! – выдавила с трудом сдерживая рыдания, разрывающие горло.
– Я не могу этого утверждать. Вся моя осознанная жизнь прошла в армии, там я и выпускал пар, – заметив, как поникла жена, граф заключил ее в объятия и нежно поцеловал, а затем продолжил: – Но я не хочу, чтобы ты даже смела думать об этом. Мы оградим нашего сына от всех бед, – его рука осторожно коснулась чуть округлившегося живота жены. – А если вдруг его и коснется проклятие, то обещаю, что я переверну весь мир, но найду исцеление!
Кэтрин боялась приближающихся родов. Мишель тоже волновался, хотя и не показывал этого. Женщине с каждым днем становилось все тяжелее, к тому же первые дни лета выдались необычайно жаркими. Это окончательно ее измучило. С одной стороны, она хотела бы поскорее разрешиться, а с другой – боялась этого до ужаса. И все же чувствовала, что сын вот-вот появится на свет. Граф был очень озабочен выбором имени будущего наследника и подготовкой его комнаты. Он также не поленился найти кормилицу. Насчет последнего Кэтрин сильно сомневалась: она и представить не могла, что ее ребенка будет кормить кто-то другой. Пусть так и было принято у знати, но у нее от этого в душе оставался неприятный осадок. Кэт не говорила о своих тревогах мужу, но заранее решила, что будет кормить сына сама, и не позволит делать это никому другому.
Роды начались в самый неожиданный момент. Кэтрин оказалась к ним не готова. Да и разве можно к такому полностью подготовиться, когда даже не представляешь какие мучения тебя ждут. Кэтрин ощущала, словно живот что-то разрывает пополам. Ей никогда раньше не приходилось испытывать такой боли. А уж ее-то за свою жизнь она поведала предостаточно. Повитуха успокаивала, говоря, что нужно потерпеть, мол, ребенок крупный, поэтому так долго идет. Но она чувствовала, как силы покидают ее, а мучения становятся невыносимыми.
Крик Кэтрин оставлял рубцы на сердце Мишеля. Он в панике метался по коридору, не находя себе места. Граф хотел быть рядом с женой, но она строго-настрого запретила, невзирая на все его уговоры. Девушка кричала так, что у него душа уходила в пятки, и хотелось сделать все, чтобы прекратить ее страдания. Но впервые Дантон был беспомощен: он не мог уменьшить ее страданий, как бы сильно этого ни хотел. Время шло, а супруга все не разрешалась; лишь на мгновение затихали ее крики, а потом опять раздавались с новой силой. Мишель пытался прорваться в комнату, но дверь была заперта, а из-за нее доносился строгий приказ Мэри не мешать. Ему казалось, будто что-то пошло не так, и жене немедленно нужна помощь. Его руки тряслись от страха и волнения, а перед глазами все плыло. Никогда в жизни он не боялся ни за кого настолько сильно. Никогда не обращался к Богу. Но теперь на его устах не умолкала молитва.
Мишель готов был упасть на колени, когда, наконец, Кэтрин затихла. И гнетущая тишина отозвалась ужасом внутри него, натягивая все нервы до предела, пока не раздался долгожданный плач младенца… Не раздумывая, граф бросился к двери, забарабанив по ней кулаками. И на этот раз она отворилась. Затаив дыхание, Дантон посмотрел на жену, прижимающую к груди крохотный сверток. Она казалась измученной, как никогда, и в то же время необыкновенно прекрасной. Золотые волосы, словно мягкая дымка, окутывали ее лицо и плечи, а на щеках блестели дорожки от слез. В сердце больно защемило: чувства к этой невероятной женщине не умещались у него в груди…
Рядом появилась Мэри и, улыбаясь, сквозь слезы поздравила:
– Ваша светлость, у вас дочь!
– Дочь? – повторил Мишель и пошатнулся, ухватившись за дверной косяк.
– Посмотри, какая она прекрасная! – улыбнулась Кэтрин, ощутив страх мужа.
– Она жива? – не своим голосом спросил граф.
– Жива? – прокрякала повитуха, собирая свои принадлежности. – Да я не видела младенца живее!
И словно в подтверждение ее слов малышка громко закричала, напоминая всем о своем присутствии.
С трудом делая каждый шаг, Мишель направился к супруге, а, оказавшись рядом, не удержался на ногах и осел на кровать.
– Только взгляни на нее, – прошептала Кэтрин, светясь от счастья… Граф неуверенно наклонился и посмотрел на личико самого красивого ребенка на свете. Его ребенка… Его дочери…
– Господи… – голос мужчины дрогнул, а глаза заблестели. – Я не видел никого прекраснее.
Графиня всхлипнула, переполненная радостью. Она так боялась этого дня, а он стал самым счастливым в ее жизни.
– Можно? – Мишель протянул дрожащие руки к младенцу, и, когда Кэтрин передала ему дочь, он прижал ее к груди как самое драгоценное, что у него когда-либо было.
– Кэтрин, – произнес он сдавленно, – ты подарила мне чудо, о котором я не смел мечтать. Ты сделала меня самым счастливым…
Кэт не выдержала и, преодолевая боль, прижалась к его руке, прошептав то, что давным-давно надо было сказать:
– Я люблю тебя…
Мишель ответил не сразу, а когда заговорил, у девушки сжалось сердце от того, как сильно дрожит его голос:
– С первой нашей встречи я считал тебя наказанием. Даже не раз желал убить… Но то было самой большой глупостью. Я всей душой благодарен Богу за то, что он послал тебя мне. За то, что научил любить. Но больше всего я благодарен тебе, любимая, за нашу кроху, которая, по-моему, очень похожа на тебя…
