– Ваш Рыжий Саймон – просто дурак, – отрезала Виктория, презрительно поведя плечами, – потому что только круглый дурак способен по собственной воле сунуть голову в петлю. А те, кто последовал его примеру, – стадо безмозглых баранов. Тебя удивляет, что мой муж не наказал негодяя, оскорбившего его жену? – Она повернулась к молодому каторжнику, направив указательный палец ему в грудь. – Так я растолкую тебе, почему он так поступил. Он простил Рыжего Саймона потому, что видел в нем человека, а не рабочую скотину, предназначенную на убой. Как и во всех остальных. Посмотрите хорошенько друг на друга – разве хоть один из вас выглядит замученным непосильной работой? Разве кого-то на шахтах Редьярда Шарпа заставляли работать, когда он болел? Вот ты, подойди ко мне! – Виктория указала на одного из каторжников, и он сделал шаг вперед, не без опаски поглядывая на разошедшуюся хозяйку. – Как твое имя?
– Ян Джонсон, мэм, – растерянно буркнул тот.
– За что ты приговорен к каторжным работам?
Каторжник смущенно откашлялся.
– Я ограбил торговца, ехавшего из Эдинбурга в Йорк.
– Грабитель с большой дороги. – Виктория медленно прошлась перед каторжником, смерив его понимающе насмешливым взглядом. – Ну, и каким же по счету был тот торговец, за которого тебя сцапала полиция? Наверняка не первым и не вторым! Я вижу у тебя на плече клеймо – ты уже не в первый раз отбываешь каторгу за грабеж?
– Второй, мэм, – удивленно моргая, подтвердил каторжник. В его выцветших глазах появилось нечто похожее на уважение, и Виктория мысленно поздравила себя с небольшой победой.
– Где ты отбывал каторгу в первый раз?
– На севере Шотландии, в одном из портов.
– А где тебе было легче, Ян? Там или здесь?
На морщинистом лице каторжника проступила нечто похожее на чувство вины, он отвел взгляд в сторону, но тут же снова посмотрел на Викторию.
– Здесь, на шахтах, гораздо легче, несмотря на проклятую жару. В доках нас заставляли работать с рассвета до глубокой ночи, не разбирая, кто болен, кто здоров. За пять лет у меня не было ни одного выходного дня. Люди умирали, словно мухи, от такой работы.
– Так чем же ты недоволен, Ян? Зачем сбиваешь с толку людей россказнями о том, как хорошо живется сбежавшим каторжникам?
– Да это, собственно, не я первый начал… – Ян Джонсон мрачно покосился на молодого каторжника, и тот попытался спрятаться за чужую спину.
– А тебя как зовут, острослов? – Виктория поманила пальцем оскорбившего ее каторжника и едва сдержала торжество во взгляде, когда он понуро вышел вперед.
– Билл Саммерс, мэм, – ответил он странно сникшим голосом. – Я промышлял тем, что срезал кошельки у прохожих на лондонских рынках.
– Сколько тебе отбывать, Билл?
– Меня приговорили к четырем годам. Но здесь, в колониях, я должен пробыть только два года.
– А сколько добавят за побег? Насколько мне известно, года три, не меньше! Если, конечно, тебя поймают раньше, чем ты попадешься в зубы кайману или умрешь от укуса тропической змеи!
– Простите, хозяйка, я больше не буду болтать разные глупости.
Отступив на шаг, Виктория смерила его пристальным, суровым взглядом.
– Конечно, не будешь, Билл, если только ты не полный осел. Откуда ты взял, что Рыжий Саймон захватил соседнюю плантацию и напал на отряд мистера Шарпа?
– Да так… Я случайно услышал, как об этом рассказывала та женщина.
– Что еще за женщина, Билл?
– Красивая квартеронка, которая иногда приходит поболтать с охранниками. Да вы и сами должны знать ее, мэм, она из этого поселка.
– Так. – Виктория почувствовала, как внутри у нее все напряглось. – И. о чем же рассказывала эта квартеронка?
– Ну, о том, что Рыжий Саймон живет теперь на какой-то богатой плантации и его никто не сможет застать врасплох. И еще о том, что он вместе с другими напал на отряд мистера Шарпа и перебил половину из его людей. И именно поэтому хозяин так долго не возвращается.
– И ты принялся пересказывать женские сплетни. Стыдись, Билл, это же просто недостойно мужчины! Ну и что из того, что мистер Шарп неделю не появлялся в имении? – Виктория небрежно пожала плечами, тщательно скрывая вновь вспыхнувшее беспокойство при упоминании о Реде. – Разве он в первый раз отсутствует? Мой муж не возвращается так долго, потому что у него есть кое-какие дела с владельцем соседних рудников. А за сбежавшими каторжниками пусть охотится полиция. А что касается Рыжего Саймона и шайки тех несчастных, которых он подбил к побегу… – Виктория выдержала многозначительную паузу, – мне их просто жаль. Даже если им и удастся благополучно укрыться от правосудия, путь домой, в Англию, им заказан. Кто-нибудь из вас хочет навсегда остаться в этой глуши?
Каторжники дружно замотали головами, явно не соблазняясь такой перспективой. Переговорив с тремя остальными зачинщиками беспорядков, Виктория отпустила их, велев возвращаться на свои рабочие места: Как только дверь за ними и сопровождавшими их охранниками закрылась, Виктория повернулась к Роджерсу и едва не прыснула от смеха – такое у него было изумленное, почти испуганное лицо. Что же касается Сэма, то он, в отличие от управляющего, смотрел на Викторию с таким безграничным восхищением, что она даже покраснела от смущения.
– Мадам, я всегда восхищался вами, но сегодня вы просто сразили меня наповал, – наконец выговорил опомнившийся Роджерс. – Вам удалось то, что не удалось даже мне, и это при том, что я без малого целых два года управляюсь с оравой этих разбойников. Ваше самообладание выше всяких…
– Я слышал, что говорил этот Ян, когда выходил из караулки! – нетерпеливо перебил его Сэм. – Он сказал: «Наша хозяйка, заткнет за пояс любого мужчину». Миледи, представляете, как будет удивлен мистер Ред, когда узнает, что вы сумели приручить отпетых бандитов?
– Перестань, Сэм, мне нет никакого дела до того, что подумает твой дорогой мистер Ред… – Виктория прикусила язык, заметив недоуменный взгляд Роджерса: она лишь сейчас осознала, что за последний час раз десять назвала себя женой Шарпа. Глупо же она будет выглядеть, если после этого вдруг начнет утверждать, что вовсе не является таковой. – Как вы полагаете, Френк, эти пятеро больше не будут подбивать людей к бунту? – спросила она чуть погодя.
Управляющий уверенно закивал головой.
– Даю руку на отсечение, что с этого дня все волнения на шахтах прекратятся.
– Ну, а как насчет Сандры? Вы уже послали за ней своих людей? Я собираюсь немедленно допросить ее и узнать, откуда у нее такие сведения. Возможно, все это лишь пустая, ничего не значащая болтовня озлобленной женщины, но она едва не привела к беспорядкам на рудниках, и я не намерена оставлять это безнаказанным.
