Во рту у нее было сухо, и она не знала, хватит ли ей сил, чтобы налить себе воды из графина, стоявшего на тумбочке.
Чернокожая женщина, казалось, прочла ее мысли. Она налила воду в кружку и поднесла к ее губам. Бонни стала жадно пить.
— Тебя принес большой чернокожий, — пояснила Амали. — Молодой человек, который называет себя Цезарем…
Она удивилась тому, как при этих словах засияло грубое лицо Бонни. Эта улыбка сделала худенькую девочку почти красивой.
— Он действительно… О да, я помню, он на руках отнес меня в лодку… и ему удалось…
Теперь, казалось, Бонни вспомнила также о своем ранении. Она нащупала рану и покраснела. Кто бы ни обрабатывал ей рану и ни оказывал ей помощь, он сразу понял, что никакая она не «Бобби».
Амали, которой ничего не было известно о ее тайне, решила воспользоваться шансом и кое-что разузнать.
— Вы что… пара? — спросила она. — Цезарь и ты?
На лицо Бонни набежала тень.
— Нет, — сказала она подчеркнуто хладнокровно. — Мы всего лишь… всего лишь хорошие друзья…
Амали без труда уловила в этих словах разочарование.
— Такое редко бывает между мужчиной и женщиной, — заметила она затем. — Как ты считаешь… я должна ему сразу сказать, что ты пришла в себя, или же ты хотела бы немножко отдохнуть, прежде чем?..
— Он здесь? — перебила ее Бонни. — А не… Он не вернулся на корабль?
Амали насторожилась. В Кап-Франсе три дня назад не заходил ни один корабль. Неужели все же в этой истории о пиратах кое-что было правдой?
— Он здесь, помогает на конюшне, — ответила Амали. — И пару раз в день заходит к тебе.
Лицо Бонни снова озарилось радостью.
— Он со мной… — прошептала девушка, закрыла глаза и снова уснула.
— Значит, мы сообщим о случившемся доктору, — сказала Амали своему младенцу и взяла корзинку в руки. — Он обрадуется, узнав, что его пациентка пришла в себя.
— Ну и что она рассказала?
Амали помогала Деирдре раздеваться. Она только что сообщила ей, что маленькая пациентка Виктора наконец-то пришла в себя. К удивлению Амали, ее хозяйка так же интересовалась этой девушкой, как и сама Амали. При этом служанка предполагала, что большой негр рассказал ее госпоже гораздо больше. Он ведь не мог просто так, без каких-либо объяснений, появиться здесь с тяжелораненной девушкой, а потом поселиться в квартире для рабов, не дав более подробной информации о своем происхождении. Тем более что он очень быстро стал своего рода телохранителем госпожи, и эти обязанности явно нравились ему гораздо больше, чем работа на конюшне. Как только миссис Деирдре выходила из дома, он тут же оказывался рядом с ней. Она, похоже, доверяла ему, а этого обычно не случается, когда человека едва знают. Тем более что у Дюфренов могли возникнуть неприятности, если выяснится, что они предоставили убежище беглому рабу. Или пирату?
— Она мало что рассказала, — ответила Амали. — А я особенно и не расспрашивала. Она еще очень слаба. Девушка почти сразу же снова уснула. Но она влюблена в этого Большого…
Слуги привыкли называть Джефа «Большой». Тем самым они подражали Виктору, который не мог без улыбки произнести его имя. В этой улыбке были снисходительность и сарказм.
Деирдре вздрогнула.
— Что? — спросила она с тревогой.
— Она любит мужчину, который принес ее сюда, — невозмутимо ответила Амали и стала расчесывать волосы Деирдре щеткой. — Но если вы меня спросите, миссис…
— Откуда ты это знаешь? — Голос Деирдре стал пронзительным. — Она тебе… она тебе это сказала?
Амали рассмеялась.
— Этого нельзя не заметить, — ответила она. — Стоит лишь только упомянуть о нем, и она сияет, как люстра, а когда она его видит…
— Он заходит к ней?
Амали показалось, что глаза Деирдре сверкнули. Она выглядела рассерженной. Или озабоченной?
— Конечно, он посещает ее, — произнесла Амали. — Однако если вы спросите меня, миссис, я отвечу вам, что эта девчушка не очень-то много для него значит. В любом случае не… не так…
Она сделала короткий неприличный жест, который могла себе позволить в присутствии Деирдре, потому что они вдвоем очень хорошо помнили, как один чернокожий мальчик из поселка рабов на Каскарилла Гарденс впервые показал его им.
Амали увидела, что Деирдре почувствовала облегчение. И спросила себя о причине этого.
— Она говорит, что они друзья, — продолжала Амали и с интересом стала слушать историю Бонни, по крайней мере то, что знала о ней Деирдре.
— Значит, они могли подружиться на пиратском корабле, а затем она открыла ему свою тайну, — закончила свой рассказ Деирдре. — Или же они знали друг друга еще на своем родном острове. В любом случае мне неизвестно, откуда они родом. Может быть, она была рабыней…
Амали кивнула.
— Конечно, она была рабыней, миссис, — ответила она. — Разве вы не видели шрамов на ее теле? Ее били, миссис, — и, наверное, ее баккра делал с ней кое-что и похуже. Бедная маленькая девочка. И она тут же влюбилась в первого встречного проходимца…
Деирдре с трудом сдержалась, чтобы не встать на защиту этого «проходимца». Но она давно заметила, что Амали не особенно любит Цезаря. Значит, ей придется вести себя осторожно, встречаясь с ним. Деирдре вздохнула. Ей было бы проще, если бы она могла посвятить служанку в свою тайну. Хранить интимные секреты втайне от слуг было почти невозможно. Деирдре подумала о том, что то, чем она занималась с таинственным чернокожим, было чудовищно. Даже сегодня она снова встречалась с ним, и они предавались любви на берегу бухты. Это было рискованно, но они вдвоем наслаждались близостью. И совершенно определенно она не сможет с ним порвать. Для нее это было слишком волнующее ощущение — чувствовать себя живой.
Деирдре и Джеф предавались любви, где только представлялась возможность — в бухте и в лесу, а временами даже на конюшне. Очень редко, и лишь тогда, когда Деирдре могла быть уверена в том, что в доме не было Амали и Виктора, она даже затаскивала любовника в свою постель, чем они особенно наслаждались. Оба любили риск, любили дикие игры. При этом Деирдре при каждой встрече снимала со своего пальца обручальное кольцо, прежде чем начать любовную игру — это был знак того, что она забывала стыд и супружеские обязанности. Она делала это как нечто само собой разумеющееся и не испытывала при этом никаких угрызений совести. Чем бы она ни занималась со своим пиратом, это не касалось ее отношений с Виктором. Любовь с большим чернокожим мужчиной была совершенно иной, чем то, что она испытывала с Виктором. Чему бы там ни научился Джеф у проституток в портах доброй половины Карибского моря и что бы ни приходило в голову Деирдре, они вдвоем с наслаждением пробовали это. Они возбуждали друг друга и исследовали свои тела. Это было странное чувство — с одной стороны, узнавать самого себя, а с другой, с самого начала так доверять друг другу, что между ними никогда не возникало ни чувства стыда, ни ощущения вины. Любить пирата для Деирдре было то же самое, что и дышать, и при этом она не думала ни о Викторе, ни о том, какую обиду ему наносит.
