— Не убивай его! — крикнула она. — Он этого не делал!
Она тяжело дышала, по лицу струился пот.
— Во всем виноват Атар. Мне очень жаль, но это правда.
— Но не только Атар, — объявила появившаяся следом Дафна. В руке она сжимала хлыст. — Дорогая Конни, ведь Атар не один все придумал, правда?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
Констанция попятилась к кровати. Голова у нее дрожала, голос пресекался.
— Я ничего-ничего не понимаю! Не угодно ли чаю? У меня есть чудесное печенье, а повар приготовил торт из малины.
— Ах, ты ничего не понимаешь?! — Дафна щелкнула кнутом, наступая. — Сейчас я тебе устрою хорошую взбучку, сразу вспомнишь!
Дункан поспешно отнял у нее кнут.
— Бабушка, не нужно. Где Атар? — обратился он к Джиллиан.
Она с трудом сделала шаг вперед.
— Мертв. Повесился. Мы не смогли его остановить. Должно быть, он видел, как ты скачешь сюда. Увидел и понял, что игра окончена.
— Джиллиан, почему ты на ногах? Зря ты сюда приехала. — Он нахмурился. — Как ты себя чувствуешь?
Она обмякла, и он едва успел ее поддержать.
— Ой, — простонала Джиллиан, держась руками за живот.
Тут Дункан увидел, что платье у нее внизу все мокрое.
— Ребенок? — прошептал он ей на ухо, содрогнувшись от страха.
Она кивнула и застонала, чувствуя, как начинаются схватки.
— Но ведь еще очень рано. — Он осторожно помог ей подняться.
— Извини. — Она виновато улыбнулась. — Слишком много переживаний. По-моему, наш малыш решил появиться на белый свет раньше, чем его ждали.
Дункан подхватил Джиллиан на руки.
— Вон отсюда! Все вон, кроме бабушки!
Алджернон с готовностью шмыгнул к двери.
— А с тобой, дорогой кузен, я еще не разобрался! — крикнул ему вслед Дункан. — Так что не исчезай!
Констанция тем временем исполняла какой-то странный танец. Вид у нее был совершенно безумный.
— И уведи отсюда эту стерву, пока я ее не прикончил.
Алджернон схватил мать за руку.
— Пойдем, матушка. Пойдем.
Констанция кокетливо посмотрела на него:
— Не хотите ли потанцевать со мной, молодой человек?
Дункан положил Джиллиан на кровать.
— Я пошлю за помощью. Но здешним слугам я не доверяю. Пусть приедут мои. Бабушка, побудьте с ней. Пожалуй, я съезжу за ними сам.
Он быстро поцеловал Джиллиан в пылающий лоб и бросился вон из комнаты.
На следующее утро Джиллиан лежала все в той же постели, пребывая в блаженной полудреме. Рядом с ней лежал новорожденный сын.
Услышав, как открылась дверь, она приоткрыла сонные глаза и увидела, что тяжелые занавески задернуты, и в комнату едва проникает солнечный свет.
— Джилли? — раздался обеспокоенный голос.
Она устало улыбнулась. Какая долгая выдалась ночь…
— Дункан?
— Как наш сын?
— Посмотри сам. Он маленький, но Дафна говорит, что вполне здоровенький.
Ребенок пошевелился и, не просыпаясь, припал губами к груди.
Дункан осторожно сел на краешек постели.
— Никогда не видел более прекрасного зрелища, — прошептал он.
— Он похож на твоего первого сына? — тихо спросила Джиллиан. — Того, что умер?
Дункан отрицательно покачал головой.
— Но я чувствую то же самое. Вот здесь. — Его рука коснулась груди.
— Хочешь подержать его?
— Нет. Пусть лучше спит. — Но руки Дункана сами потянулись к малышу. — Да, хочу.
Джиллиан поневоле улыбнулась, передавая отцу ребенка. Кто бы мог подумать, что Американский дьявол так сентиментален? Ведь мужчины обычно так мало внимания уделяют своему потомству. Ничего особенного — просто жена исполнила свой долг.
Дункан осторожно провел пальцем по темечку младенца.
— Как ты думаешь, он будет рыжий?
Джиллиан положила руку под голову. Она очень устала, но чувствовала себя прекрасно, несмотря на перенесенные страдания. К тому же ей ужасно хотелось есть.
— Пока трудно сказать. Сам видишь, волос у него немного. Лысый, как яблочко — это Дафна так выразилась. — Она весело посмотрела на мужа. — Еще она сказала, что ты был точно таким же.
— Кроме нее, никто меня таким уж и не помнит, — усмехнулся Дункан.
— Что ты думаешь о вчерашних событиях?
Он ответил не сразу.
— Что касается Констанции, то я испытываю огромное облегчение. Предательство Атара меня больно ранило. А Алджернон… Мне его просто жалко.
Джиллиан укутала ребенка в мягкое одеяльце. В трех коротких предложениях Дункан высказался о своих чувствах откровеннее, чем когда бы то ни было. Джиллиан была довольна.
— Как мы назовем твоего сына?
Ребенок запищал, и Дункан погладил его по спинке. Это получилось у него так естественно, словно он всю жизнь только и занимался тем, что успокаивал грудных младенцев.
— Я думаю, Уильям. Уилл.
Джиллиан кивнула.
— Хороший выбор.
Дункан осторожно прижался щекой к нежной детской головке. — Знаешь, ведь Уилл простил тебя за то, как ты с ним обошелся.
— Знаю.
— А ты сам себя простил?
Он вздохнул.
— Думаю, да. Я погорячился. Чувствовал себя оскорбленным. Уилл хорошо меня знал. Лучше, чем я сам себя.
Ребенок опять запищал, заворочался.
— Он что, голоден?
— Да. — Она забрала ребенка у отца.
Дункан смотрел во все глаза, как она подносит дитя к груди.
— Мы будем хорошо жить втроем, Джилли. — Он глубоко вздохнул. — Я это чувствую.
Джиллиан поправила краешек детского одеяльца. Ей не хотелось сейчас говорить на эту тему, но Дункан начал первым… Роды ничего не изменили в их отношениях, поэтому она сказала:
— Дункан, я здесь не останусь.
— Не смеши меня.
— Я серьезно. Я не стану с тобой жить. Ведь ты уверен, что я спала с другим мужчиной.
— Я давно простил тебя.
— Меня нельзя простить за то, чего я не делала!
Обида нахлынула с новой силой. Да, она хотела любить Дункана, но не такой ценой. Как он смеет говорить подобные вещи! Неужели ему в самом деле безразлично, что его жена ему изменяла — если уж он в это верит? Изменила один раз, изменит и другой.
— Ты считаешь, что я тебя предала, а я этого не делала.
— Я никуда тебя не отпущу.
— Ты не сможешь вечно удерживать меня.
— Я люблю тебя. — Его зеленые глаза неотрывно смотрели на нее. — Разве этого недостаточно?
Она покачала головой и посмотрела на ребенка.
— Мне очень жаль, но недостаточно.
Она из последних сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Ведь они вместе вынесли столько всяких испытаний! Ужасно, что все кончается, и так глупо.
— Я только хочу, чтобы ты привез с Ямайки мою сестру, если она еще жива. И тогда мы с ней вернемся в Лондон. Я буду жить в Брекенридж-хаусе. Ведь ты этого и хотел. Скандала никакого не будет, твое имя не пострадает.
