Вытерев слезы, я вывел Уриана на покрытый снегом внутренний двор. Я бросал палку и радовался тому, с какой готовностью пес приносит ее назад, как весело прыгает вокруг меня и лаем просит повторить развлечение. Мне так давно не доводилось предаваться таким вот простым, бесхитростным человеческим занятиям, что сейчас игра с собакой казалась чем-то чуждым и в то же время восхитительным.
Наконец пес запыхался, вывалил из пасти длинный язык, а руки мои закоченели, точно баранина в леднике. Повернув к дому – Уриан не отставал от меня ни на шаг – и гадая, проснулась ли уже принцесса, я вдруг различил отчетливый стук копыт. Еще не обернувшись к дороге, я уже знал, что увижу, – всадников в плащах и шляпах, галопом скачущих к особняку.
Я бегом бросился в дом. Вот и ответ, которого мы ждали.
* * *Мистрис Парри тоже слышала приближение всадников. Когда я вбежал в дом, она, подобрав юбки, торопливо спускалась по лестнице. Глянув на меня, она проговорила:
– Ее высочество сказала, чтобы ты спрятался. Никто не должен видеть тебя здесь. Тебя могут узнать.
– А что она?
Беспокойство, обуявшее мистрис Парри, оказалось заразным; я поймал себя на том, что озираюсь, почти ожидая, что входная дверь с грохотом распахнется и в особняк ворвутся люди королевы.
– Она останется в постели.
Мистрис Парри покачала головой, заметив мою нервозность.
– С таким-то слабым здоровьем, как у нее, простудиться – пара пустяков. Ничего серьезного, но она слишком дурно себя чувствует, чтобы встать с постели либо… – тут рот мистрис Парри сжался в непреклонную ниточку, – принимать посетителей. Этим благородным господам, кто бы они ни были, придется нелегко, если они думают, будто могут явиться сюда и докучать ей.
Я сразу понял, что это уловка. Занемогшую принцессу труднее будет увезти в Лондон. Я ничего не сказал, потому что в эту минуту в зал толпой ввалились прочие слуги – горничная, кухарки и судомойки, пара праздных конюхов. Вид у всех был чрезвычайно напуганный.
– Прочь отсюда! – бросила мистрис Парри, махнув рукой, и прислуга живо разбежалась по своим делам.
– Ты тоже, – прибавила она, повернувшись ко мне. – Не хватало еще, чтобы кто-то из них спросил, как это слуга королевы оказался в доме ее высочества.
Она права. Я должен скрыться. И чем скорее, тем лучше.
Я поспешил в свою комнату и принялся запихивать в седельную сумку все, что раньше достал из нее. Я озирался по сторонам, желая убедиться, что ничего не упустил, когда услыхал, что во двор рысью въехали всадники и, спешившись, принялись властно звать конюхов.
Они оказались в доме прежде, чем я успел даже добраться до двери. Я услышал топот кованых сапог и возмущенный голос мистрис Парри:
– Моя госпожа в постели! У нее жар! Вы не смеете врываться к ней…
Я вскинул сумку на плечо, нашарив рукоять шпаги. Осторожно выглянув в коридор, я заметил двоих стражников, которые, неся шляпы в руках, поднялись по лестнице и повернули в коридор напротив, ведший к комнате принцессы. Вслед за испуганным вскриком одной из служанок раздался бесцеремонный стук в дверь.
– Мадам, откройте немедля! Именем ее величества королевы…
Я отпрянул назад в комнату. Дыхание мое участилось. Может быть, люди королевы не станут обыскивать дом. Может быть, они только допросят Елизавету и, обнаружив, что она все это время была здесь и не поднималась с постели, решат…
За дверью раздались шаги.
Я лихорадочно метнулся к кровати, рассчитывая спрятаться под ней… но не успел. Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял стражник.
– Эй, ты! – Он ткнул в меня пальцем в латной перчатке. – Спускайся вниз. Живо!
Он отвел меня в зал. Там уже собралась вся прислуга; женщины открыто плакали, мужчины были белы как мел. Я порадовался, что здесь нет мистрис Эшли и Кейт. Хорошо бы мистрис Парри еще не успела послать за ними…
Люди королевы расхаживали по залу; стол посредине был завален их служебным имуществом – сумками, оружием, бумагой, перьями и пузырьками с чернилами. Кое-кого из этих людей мне доводилось видеть при дворе, хотя их имен я не знал; они состояли в совете. Когда стражник толкнул меня к другим слугам, один из прибывших – худой седовласый вельможа с эспаньолкой и властными замашками человека, привыкшего отдавать приказы, повернулся в мою сторону и стал сверлить меня взглядом с таким видом, словно пытался вспомнить, где мог встречать меня.
Он отвел взгляд, и я обмяк от облегчения, опустив голову и вперив глаза в пол.
Седовласый вельможа холодно провозгласил:
– Я – лорд Уильям Говард, адмирал Англии. Я прибыл сюда по приказу ее величества, дабы обыскать этот дом и расследовать причастность проживающих здесь к недавнему изменническому мятежу против суверенной особы королевы. Томас Уайетт и прочие схвачены и доставлены в Тауэр. Ее величество проявит милосердие к невиновным, если невиновность таковых может быть доказана, однако никому из вас не дозволено покидать пределы этого дома или поместья под страхом немедленного ареста.
Он обвел нас ледяным взглядом, призванным подкрепить весомость его полномочий, а затем подал стражникам знак, и они вывели прислугу из зала.
Я хотел было уйти, но тут прозвучал голос лорда Говарда:
– Нет, ты останься.
Я оглянулся через плечо. Он узнал меня. Я отвесил поклон:
– Милорд…
– Не видел ли я тебя при дворе?
Говард явно не столько спрашивал, сколько размышлял вслух, однако я решил рискнуть.
– Возможно, милорд. Я был при ее высочестве и время от времени исполнял для нее различные поручения в…
– Не вздумай мне лгать. – Говард ничуть не повысил голоса, однако в его тоне безошибочно угадывалась угроза. – В противном случае у нас есть средства развязать лжецу язык, да так, что он мигом научится говорить правду.
Я умолк. Обдумывая свой следующий шаг, я гадал, кто же предал меня на этот раз. Скорее всего, Ренар; после стычки перед дверью моей комнаты в Уайтхолле у него имеются все причины желать, чтобы я сгинул бесследно. Он не сумел управиться с собственным агентом; Сибилла обманула его, похитила улики, за которыми он гонялся, выставила его дураком. К тому же один только Ренар мог пострадать, если бы я выложил все, что знаю. Уж верно, я мог бы поведать лорду Говарду, как испанский посол прилагал все старания, чтобы уничтожить сестру королевы, ухитрившись при этом прозевать заговор, который зрел под самым его носом. Меня этот рассказ, возможно, и не спас бы, но я был твердо уверен, что Ренар предпочел бы не предавать огласке свои постыдные промахи.
Лорд Говард склонил голову к плечу:
– Как тебя зовут?
Мгновение я колебался, но все же сказал:
