— А, моя милашка, — воскликнул Джеффри, живо обернувшись. — Если бы ты только знала, как я скучал по твоим страстным объятиям — ты меня прямо околдовала. Без тебя я зачахну, как цветок без солнца.
— Вот было бы славно, — бросила Ариана. — Тогда я заперлась бы в своей комнате, чтобы ускорить твою безрадостную кончину.
С этими словами она быстро прошла мимо рыцаря и встала рядом с Саймоном и Свеном.
— Я бы обиделся, не знай я твое горячее сердечко, — ухмыльнулся Джеффри. — Ну, после свадьбы девушка становится более осторожной, да еще в присутствии супруга. Не так ли, моя милашка?
— Я ходила к реке — поиграть на арфе, — сказала Ариана Саймону, не обращая внимания на Джеффри.
— А, тогда все понятно, — протянул Джеффри, указывая на сухие листья и колючки, прилипшие к ее плащу. — Как неосторожно с твоей стороны, — вполголоса добавил он. — Твой ревнивый муж подумает, что ты валялась на траве, забавляясь со своим любовником.
Ариана побелела как полотно и в ужасе взглянула на Саймона. Выражение его лица заставило ее похолодеть от страха.
Она еще ни разу не видела, чтобы Саймон был так взбешен.
И вместе с тем так неприступен.
— Саймон не станет подозревать меня по пустякам — им движет здравый смысл, а не чувства, — еле слышно промолвила Ариана.
— Тебе лучше знать, — серьезно возразил Джеффри. — А то можно было бы подумать, что поступками твоего мужа движет обыкновенная трусость, а не хваленый здравый смысл.
Свен пробормотал что-то на резком северном наречии.
— Этот любезный рыцарь утверждает, что он пользуется особым расположением твоего отца, — холодно произнес Саймон, обращаясь к Ариане. — Это так?
— Да, это так, — ответила Ариана, не пытаясь скрыть горечи, прозвучавшей в ее голосе.
— И твой отец крепко к нему привязан?
— Он в нем души не чает.
— Жаль, — промолвил Саймон, — а то бы я с гораздо большим удовольствием швырнул его в загон к свиньям, чем стал потчевать свининой за ужином.
— Это что, оскорбление? — надменно спросил Джеффри.
— Ни в коей мере. Зачем же здравомыслящему человеку оскорблять такого господина, как ты, о достойнейший вассал барона Дегерра? — возразил Саймон.
— Ты спрашиваешь почему? Да потому, что ты подозреваешь, что твоя жена в меня влюблена! И ты…
— Замолчи! — хрипло выкрикнула Ариана.
— …думаешь, что я завоевал невинность твоей жены в любовной битве. Ты подозреваешь…
С уст Арианы вместе с именем Джеффри сорвалось яростное проклятие.
— …что твоя жена холодна с тобой, — ехидно продолжал Джеффри, не обращая внимания на попытки Арианы прервать его, — потому что она не хочет быть с другим мужчиной, после того как познала меня!
Во дворе воцарилась мертвая тишина.
Только твердая рука Саймона, крепко сжавшая ее запястья, помешала Ариане вцепиться в ухмыляющуюся физиономию Джеффри. Ариана попыталась вырваться, но тут же поняла, что это ей не удастся.
Как не удастся исправить то, что уже произошло.
— Если ты и вправду был первым любовником моей жены, — ровно проговорил Саймон, — то это просто чудо, что она не прокляла весь род мужской и не постриглась в монахини.
Прежде чем Джеффри открыл рот, Саймон повернулся к Свену.
— Проведи нашего гостя в конюшню, — сказал он. — Он может там расположиться на ночлег вместе со своим конем.
— Слушаю, сэр, — произнес Свен. — Прошу, — добавил он, обращаясь к Джеффри.
Тот попытался что-то возразить по поводу более чем скромных покоев, но Свен оборвал его на полуслове.
— Поспеши, — коротко заметил он. — У нас столько рыцарей, что сеновал уже занят.
Джеффри потоптался в нерешительности, затем пожал плечами и направился вслед за Свеном.
Ариана глубоко перевела дух, потом подняла глаза на Саймона: ей хотелось объяснить, что Джеффри оболгал ее и затронул ее честь и честь Саймона.
Но как только она взглянула в черные глаза своего мужа, горевшие гневным огнем, все слова, которые она хотела сказать, замерли у нее на устах.
— Слушай меня, — холодно произнес Саймон. — Слушай внимательно. То, что произошло до того, как ты обвенчалась со мной, уже не исправить. Но если ты изменила мне…
— Джеффри лжет! Все было совсем не так!
— …беги отсюда сейчас же, пока я обо всем не узнал. Иначе я настигну тебя, и тогда гореть нам обоим в аду! Ты поняла меня, моя дражайшая супруга?
Ариана хотела что-то сказать, но у нее пересохло в горле — она сумела произнести только имя Саймона.
— Я вижу, ты меня поняла, — заметил он.
Внезапно Саймон отпустил ее руки. Ариана прерывисто вздохнула: она вдруг почувствовала, что за его холодной яростью скрывается что-то другое, более страшное, чем гнев. То, что и ей довелось испытать — разъедающий душу яд предательства.
— Саймон, — произнесла Ариана, шагнув к нему.
— Зашнуруй сначала свой корсаж, — коротко прервал ее Саймон, отстраняясь от ее прикосновения. — Не то дашь еще большую пищу сплетням — и так уже все вокруг хихикают и перемывают тебе кости.
Ариана глянула вниз — из-под плаща болтались концы серебристых тесемок. Краска стыда залила ее бледные щеки — корсаж был почти расшнурован.
— Это не то, о чем ты думаешь! — горячо возразила она.
— Я думаю только о том, что на твое счастье Волку Глендруидов нужен мир, а не война, а я превыше всего ценю волю моего брата.
— У меня разболелась рана, — сказала Ариапа. — Я расшнуровала платье, чтобы посмотреть, не раскрылась ли она снова!
— А голова у тебя тоже разболелась? — спросил Саймон обманчиво мягким тоном.
— Голова? — недоуменно повторила Ариана.
— Вот именно, голова, — произнес Саймон, отворачиваясь от нее с ледяным безразличием и направляясь к замку. — Посмотри на себя — твои волосы в еще большем беспорядке, чем платье.
Ариана поднялась из-за стола, устало пробормотав несколько слов в свое оправдание, и ушла в спальню. На самом же деле она просто больше не могла выносить грязные намеки Джеффри, которые ранили ее честь и гордость Саймона перед всеми рыцарями замка, собравшимися за ужином.
Ариана мрачно думала, считает ли теперь Саймон, что его свадьба менее суровое наказание, чем тюрьма султана, в которой когда-то побывал Доминик.
Ужин, принесенный Бланш в ее комнату, остывал на подносе, по Ариана по-прежнему сидела на кровати, отрешенно уставившись в пустоту. В коридоре раздавались быстрые шаги Бланш, но девушка не обращала на них внимания.
Даже арфа не могла ее утешить: Ариана поняла, что собственную боль ей было вынести легче, чем боль и унижение, которые испытывал ее муж. Сама она страдала не по своей вине. Но из-за нее мучился теперь Саймон.
