— Ну то, — пояснил преподобный, давая своим тоном понять Шелли, что считает его крайне тупым, — то, что вы трое непременно должны сменить место жительства.
— Боже милостивый! — Шелли бросил умоляющий взгляд на Рейли. — Все, что угодно, но только не это! Единственное место, где мы могли бы остановиться, — замок Гленденинг, но он, должен с сожалением, признаться вам, кишмя кишит крысами!
При слове «крысы» миссис Маршалл невольно подскочила на своем стуле, при этом содержимое ее чашки выплеснулось. Было очевидно, что она еще не оправилась после инцидента с крысой во время последнего посещения.
— Моя дорогая, моя дорогая, — принялся укорять ее преподобный, вытирая стол своим носовым платком. Обращаясь к Рейли и Шелли, он сказал: — Конечно же, здесь есть и другие места, где вы могли бы остановиться. Моя жена и я не станем возражать, если вы все трое поживете у нас.
Миссис Маршалл оправилась от травмы, вызванной воспоминаниями о крысах, на удивление быстро.
— Да! — воскликнула она. — Вы должны пожить у нас! Мы будем рады приютить вас. Мои дочери — прекрасные и гостеприимные хозяйки. Они такие прелестные и нежные девушки… Они будут обращаться с вами, как с членами королевской фамилии.
Шелли эта идея, по-видимому, пришлась по душе. Он посмотрел на Рейли, вопросительно поднимая брови, но тотчас же заметил, что тот изо всей силы качает головой.
Возможно, девочки Маршалл и отнеслись бы к гостям, как к особам королевской крови, но потом было бы чрезвычайно сложно и небезболезненно вырваться из цепких объятий молодых женщин, изголодавшихся по мужскому обществу.
Но прежде чем Рейли успел отклонить приглашение Маршаллов, ворона Джо издала душераздирающий крик, и дверь коттеджа распахнулась с громким стуком.
В дверном проеме, выделяясь темным силуэтом на фоне полуденного солнца, стоял Йен Маклауд, девятнадцатый граф Гленденинг. В одной руке он держал древний палаш, наследство предков, в другой — наполовину пустую бутылку лучшего виски миссис Мерфи.
— Стэнтон, — сказал он, при этом слегка покачнувшись, — я пришел изложить вам спои претензии.
Преподобный Маршалл и его супруга вскочили с мест и, бормоча слова прощания, выскользнули за дверь.
Гленденинг, явно в стельку пьяный, тем не менее вежливо уступил им дорогу. Он даже пожелал им доброго пути.
Не успели они удалиться и на пять футов от коттеджа, как загремел голос Гленденинга:
— Слава Богу, что они убрались! Не выношу их! Вечно носятся со своими уродливыми дочерьми. Едва ли я решился бы бросить на них взгляд снова, несмотря на все их кружевные салфеточки, которые они без конца вяжут. Ну, скажите, какой мужчина ляжет в постель с кружевной салфеточкой? Я вас спрашиваю!
Шелли, впав в восторг от этой речи, громко расхохотался. Даже Хемиш, наблюдавший всю эту сцену широко раскрытыми глазами, позволил себе хихикнуть. Гленденинг обернулся и направил острие своего оружия на них обоих.
— Нечего смеяться, — сурово произнес он. — Между мной и Стэнтоном дело серьезное.
Граф стоял, слегка покачиваясь, возле стола, за которым все еще сидел Рейли.
— Я знаю, Бренна думает, что это я подстрелил вас. Но дело в том, что я не знаю причины, по которой у меня возникло бы желание стрелять в вас. Во всяком случае, такой причины не было, пока она не обвинила меня в том, что я якобы это сделал. Я не буду вдаваться в подробности того, что я чувствую, говоря об этом, хотя я полагаю, что это грязное и мерзкое дело, то, что вы себе позволили, зная, какие чувства я к ней питаю. — Он выпрямился во весь свой рост и, выпятив грудь, закончил: — Поэтому я пришел сказать вам, что если бы я знал, что вы здесь, я непременно застрелил бы вас. Как вам известно, я первый положил на нее глаз. Поэтому имею полное право вспороть вам брюхо от подбородка до пупка и выпустить вам кишки.
При столь ярком описании расправы с Рейли у Шелли отвисла челюсть, а Хемиш в ужасе пискнул, но Рейли продолжал спокойно взирать на Гленденинга со своего места за столом.
— Но случилось так, — продолжал граф, опуская свое оружие, будто внезапно обессилел и не мог больше держать его на весу, — случилось так, что я не мстительный человек. Я — Маклауд. А нельзя сказать про Маклаудов, что они не могли отличить хорошего от дурного и правого от неправого, когда дело доходило до битвы. И в этом случае вы, Стэнтон, выиграли. Я решил уступить ее вам.
Он помолчал, держа бутылку с виски по направлению ко рту, будто пытался что-то вспомнить.
— Ах да, — добавил он, — я вовсе не стрелял в вас.
Сказав эти слова, он надолго припал к горлышку бутылки.
— Знаю, — ответил Рейли Гленденингу.
Граф оторвал бутылку от губ с хлюпающим звуком. И взгляд, который он обратил на доктора, был изумленным.
— Знаете? — спросил он.
— Да, — кивнул Рейли.
— А что в таком случае, — сказал слегка смущенный граф, — вы знаете?
Он явно уже проглотил нынче утром изрядную порцию виски.
Рейли поспешил ответить:
— Я знаю, что вы не стали бы в меня стрелять.
Гленденинг уставился на него. Шелли воскликнул:
— Откуда ты можешь это знать?
Хемиш возле камина не говорил ничего, только смотрел на Рейли из-под полей своей шляпы широко раскрытыми глазами.
— Я это знаю, — ответил Рейли с тем же спокойствием. — И этого вполне достаточно для каждого, кто этим интересуется.
— Но, — спросил Шелли, изумленный до крайности, — что ты собираешься предпринять?
— Это, — ответил Рейли с многозначительным видом, — это, мой друг…
Он осекся, потому что с улицы послышалось сразу много голосов.
— Ах, — воскликнул Шелли, — возможно, это убийца пришел закончить начатое!
Но это оказался не убийца. Это вернулись Бренна с Пирсоном после своего визита к Макгрегорам: маленький брат Хемиша объелся несозревшей голубикой. Поскольку поездка была долгой, Бренна снова облачилась в свои штаны для верховой езды, правда, отказавшись от привычного свитера, потому что погода была теплой. Вместо него она надела одну из белых рубашек своего отца. Такой наряд Рейли был готов одобрить с чистым сердцем, если бы Шелли, Пирсон и граф тоже не смотрели на Бренну с явным одобрением.
Бренна и Пирсон весело болтали, но оба замолчали, увидев, кто сидит за столом вместе с Шелли и Стэнтоном. Рейли заметил, что щеки Бренны вспыхнули, а руки она инстинктивно сжала в кулаки.
— Ты! — закричала она, обращаясь к графу, и ее враждебность волнами распространялась от нее.
— Да, это я, — печально признался Гленденинг. — Только не бей меня больше, ладно, Бренна? Я сказал Стэнтону, что не я в него стрелял, и он мне верит. Ты тоже должна поверить.
