— Ты меня любишь, ты, сегун! — вскричала она с трогательным изумлением.
— Да, нехорошая, и я давно жду тебя и ищу, я был в отчаянии, ты заставила меня жестоко страдать, но с тех пор, как ты здесь, все забыто. Зачем ты так запоздала? Ты, значит, не думала обо мне?
— Ты был моей единственной мечтой, она распускалась, как божественный цветок, среди моей печальной жизни, без нее я умерла бы.
— Ты думала обо мне, когда я изнывал в разлуке с тобой, и не пришла?
— Я не знала, что ты удостоишь меня воспоминаниям. Впрочем, если бы я это и знала, я не пришла бы.
— Как! — вскричал сегун. — Так-то ты меня любишь? Ты отказываешься жить со мною, быть моей женой?
— Твоей женой? — проговорила Омити с печальной улыбкой.
— Конечно, — сказал Фидэ-Йори, — что значит это горестное выражение на твоем лице?
— То, что я недостойна быть даже в числе слуг твоего дворца, и когда ты узнаешь, какой я стала, то с отвращением прогонишь меня.
— Что ты хочешь сказать? — вскричал сегун, бледнея.
— Слушай! — сказала молодая девушка глухим голосом. — Гиэяс явился в замок моего отца, он узнал, что я открыла ужасный заговор, составленный против твоей жизни, и что я выдала его. Он велел увести меня и продать в услужение в трактир низшего разряда. Там я жила, как живут рабыни. Я покинула чайный дом только этой ночью. Я еще раз подслушала заговор против тебя и убежала через окно при помощи веревки, которая оборвалась. Теперь ты спасен, отпусти меня. Тебе неприлично оставаться больше в обществе такой женщины, как я.
— Замолчи! — вскричал Фидэ-Йори. — То, что ты сказала мне, разбило мое сердце, но не думай, что я перестал любить тебя! Как! Ведь ты из-за меня попала в рабство, ты из-за меня страдала. Ты дважды спасла мне жизнь и хочешь, чтобы я покинул и презирал тебя? В уме ли ты? Я люблю тебя больше, чем прежде. Ты будешь царица, слышишь ли? Многие женщины в твоем положении были выкуплены и вступали в брак с вельможами. Ты здесь, и не уйдешь больше.
— О, государь! — воскликнула Омити. — Умоляю тебя, подумай о своем сане, об уважении к собственному достоинству, не увлекайся мимолетным желанием.
— Замолчи, жестокая малютка, — сказал царь. — Клянусь тебе, что если ты доведешь меня, таким образом, до отчаяния, то я умру у твоих ног.
Фидэ-Йори схватился за саблю.
— О нет, нет! — вскричала она, побледнев. — Я твоя раба, располагай мною.
— Моя возлюбленная царица! — сказал Фидэ-Йори, обнимая ее. — Ты мне равная, моя подруга, а не раба, ведь ты уступаешь не из одного послушания, не правда ли?
— Я люблю тебя! — проговорила Омити, подняв на царя свои прекрасные глаза, полные слез.
Отныне в моем доме будет спокойствие
Заговорщиков схватили в гостинице Восходящего Солнца; но солдаты Гиэяса, предупрежденные вовремя, не высадились на берег, и таким образом, несмотря на несомненность того, что Гиэяс был тайным зачинщиком заговора, нельзя было выставить против него никаких доказательств. Между тем было очевидно, что междоусобная война готова возобновиться. Генерал Йокэ-Мура был того мнения, что нужно действовать наступательно и перенести войну в неприятельскую провинцию. Другие генералы, наоборот, хотели стянуть все силы к Осаке и ждать.
Между начальниками возникло разногласие.
— Ты безрассудный, — говорили они Йокэ-Мура.
— Вы безумцы, — отвечал генерал.
Ни о чем не договорились. Фидэ-Йори, всецело поглощенный своим счастьем, не хотел и слышать о войне.
— Пусть мои генералы исполняют свои обязанности, — говорил он.
Однако по просьбе князя Нагато он послал к Гиэясу старого вождя, по имени Киомаса, рассудительность и преданность которого были известны.
— Пусть он пойдет в Микаву как бы с мирными намерениями, — говорил принц, — и постарается узнать, действительно ли Гиэяс желает возобновить войну. Микадо приказал жить в мире. Первый, кто нарушит его приказание, навлечет на себя его гнев. Если война неизбежна, пусть наш враг первый окажется виноватым. У Киомасы есть замок, как раз в окрестностях Микавы. Он может, по пути в свои владения, навестить Гиэяса, не возбуждая подозрений.
Генерал Киомаса отправился, взяв с собой три тысячи солдат.
— Я пришел навестить соседа, — сказал он Гиэясу, прибыв в замок Микаву.
Гиэяс принял его с насмешливой улыбкой.
— Я всегда относился к тебе с большим уважением, — сказал он, — и рад, что случай завел тебя сюда. Сегодня утром, узнав о твоем прибытии в мои владения, я говорил вельможам моего двора, что мне не нравятся в тебе только три вещи.
— А какие эти три вещи? — спросил Киомаса.
— Во-первых, ты путешествуешь с армией, что странно в мирное время. Во-вторых, ты владеешь крепостью, которая, кажется, угрожает моим владениям. И, наконец, в-третьих, ты, вопреки моде, носишь бороду.
Киомаса отвечал ему без раздражения:
— Я путешествую с войском, чтобы предохранить себя от всякой опасности, так как я мало доверяю дорогам! Крепость я имею, конечно, для помещения войска. Что касается моей бороды, то она мне очень полезна: когда я завязываю ремни каски, она играет роль маленькой подушечки, и защищает мой подбородок от трения.
— Хорошо, сохрани свою бороду, но снеси свой замок, — сказал Гиэяс улыбаясь. — Твои солдаты помогут тебе в этом.
— Если ты настаиваешь на этом, я спрошу у Фидэ-Йори, уполномочит ли он меня уступить тебе этот замок. Кстати, я возвращаюсь к моему господину. Не хочешь ли ты что-нибудь передать ему?
— Ты можешь сказать ему, что я раздражен против него, — сказал Гиэяс.
— На каком основании?
— Потому что на медном колоколе, который он посвятил храму Будды, он велел вырезать буквы, из которых состоит мое имя, и по нем ударяют вечером и утром.
— Как! — вскричал Киомаса. — Фидэ-Йори велел вырезать на этом колоколе следующие слова: Отныне в моем доме будет спокойствие.
— Ведь я же говорю тебе, что эта фраза состоит из букв моего имени, и что по нем ударяют бронзовой колотушкой, проклиная его[28].
— Я скажу сегуну, что это совпадение оскорбляет тебя, — сказал Киомаса, не теряя спокойствия.
Он вернулся в Осаку и рассказал, как его принял Гиэяс. Оскорбительная насмешливость и пустая ссора, выдуманная бывшим правителем, достаточно указывали на его враждебные намерения, которые он даже не старался скрыть.
— Такое поведение равняется объявлению войны, — сказал Фидэ-Йори. — Мы должны смотреть на него, как на таковое. Несмотря на это, не будем нападать, пусть Гиэяс двинется. Он этого не сделает сейчас. У нас, конечно, будет время вновь вырыть рвы вокруг крепости. Пусть сейчас же примутся за работу.
