Филипп говорил и одновременно пытался убедить себя, что поступает правильно.
Он, Филипп, граф де Грасьен, не может допустить, чтобы чистота его рода подвергалась сомнению. Матерью его детей должна стать женщина с незапятнанной репутацией.
Он говорил твердо. И закончил свою речь тоном решительным и непреклонным.
И все же… все же мужество Клементины находило отклик в его душе. В какой-то момент он осознал смущенно, что ему хочется обнять и утешить ее, дрожащую от внутреннего напряжения. Чтобы удержаться, не проявить слабости — отошел в сторону, к окну.
— Я все сказал! — произнес, не оборачиваясь.
Клементина перевела взгляд на Мориньера. Пока говорил ее муж, Мориньер сидел, развалившись, в кресле у стола. И из-за спины Филиппа его практически не было видно.
Теперь же он оказался в центре внимания. Клементина взглянула на него коротко, обернулась к мужу.
— Благодарю вас, Филипп, за искренность, — неожиданно произнесла.
Прикрыла глаза, справляясь с подступившим к горлу комом. Потом выпрямилась, набрала в легкие воздуха, добавила ровным, лишенным модуляций, голосом:
— Благодарю. Хотя я не убеждена, что вы даете мне возможность выбора. Боюсь, вы намеренно бросаете меня навстречу предложению вашего друга. Не смотрите на меня так. Я готова на многое не потому, что боюсь судьбы, что вы мне уготовили, но потому, что вместе со мной вы лишаете возможности жить ни в чем не повинное дитя, единственное преступление которого состоит в том, что оно не является вашим. Так накажите меня. За что же вы подвергаете преследованиям ее? Не думали ли вы, Филипп, что когда-нибудь, когда ваша молодость, как и моя, обратится в ничто, когда вы, может быть, не получив от Господа желанных детей, останетесь один, может, именно она, эта незаконнорожденная девочка, отвергаемая вами теперь, станет вашей радостью и опорой? Никто не знает своей судьбы. Ни вы, ни я… ни даже господин де Мориньер, в чьих глазах мне всегда чудится дьявольская насмешка, словно он смеется над всеми, кто в этой жизни решается верить в искренние чувства, кто не просчитывает свои ходы на много шагов вперед, кто рискует полюбить, зная, что у этой любви нет будущего. Я хотела прежде оправдываться перед вами, Филипп, потому что считала себя виновной, но что-то произошло сейчас, и это "что-то" изменило все. Виною ли тому упрямая складка у вашего рта или та самая насмешливая холодность графа, о которой я уже говорила, но мое мнение переменилось. Я благодарю вас за то, что вы прекратили страдания, которые я испытывала, ожидая вашего решения, и… я готова выслушать вас, граф де Мориньер, хотя, видит Бог, я не жду от вас достойного предложения. Не жду. Но обещаю, что рассмотрю его, если это позволит мне изменить судьбу второй моей дочери, которую я люблю не меньше, а может, больше, первой, потому что эта обделена более той.
Она не заметила искры восхищения, промелькнувшей во взгляде Мориньера, которую тот сразу же упрятал глубоко за непроницаемой пеленой темных глаз. Только выразительно посмотрел на Филиппа, словно произнося: "Ну, что? Говорил я вам?"
Клементина не заметила ничего из этого, потому что в этот момент дрожала от негодования. Он, мужчина, продолжал сидеть, закинув ногу на ногу, тогда как она, женщина и хозяйка, стояла перед ним! Он не двинулся даже, когда она сделала несколько шагов к нему. Мало того, он, развалившись в кресле, и теперь продолжал разглядывать ее с легкой полуулыбкой. Что ему ее горе? Ее потери! Ее страдания! Он улыбался, как будто смотрел одну из так популярных при дворе мольеровских комедий.
Даже Филипп, — она заметила это краем глаза, — сделал несколько шагов в направлении Мориньера, для того будто, чтобы поднять, выдернуть друга из занятого им кресла, поставить на ноги. Даже Филипп…
Мориньер улыбнулся понимающе.
— Успокойтесь, Филипп. И вы, сударыня. Присядьте, прошу вас, не упрямьтесь.
Он с настойчивостью указал Клементине на стул.
— То, что я собираюсь сказать вам, значительно длиннее того, что вам уже пришлось выслушать, и более неожиданно для вас, полагаю. А мне не хотелось бы приводить вас в чувство, если вам вздумается потерять сознание.
— Я не доставлю вам такого удовольствия, сударь, так как вряд ли существует что-нибудь, что может шокировать меня, если я знаю, что это исходит от вас, — упрямо тряхнула головой Клементина, но все же села.
— Вы недооцениваете вашего покорного слугу, — усмехнулся Мориньер, от которого не укрылась внезапная бледность Клементины. — Жаль.
Клементина, действительно, почувствовала, как последние силы покидают ее. Опустилась на стул. И Мориньер некоторое время молчал, дожидаясь, когда она придет в себя.
Когда щеки графини порозовели, заговорил:
— Возможно, то, что я имею честь предложить вам, выглядит менее достойно. И уж точно не так величественно, как то, что предложил ваш супруг. Но, осмелюсь думать, по сути, оно гораздо более привлекательно и… — по лицу его скользнула легкая улыбка, — гуманно. А, главное, что только вы не готовы поставить на карту, чтобы спасти от несчастий ваше дитя, не так ли? Вы, сударыня, как человек прагматичный и весьма, должны по достоинству оценить то, что я вам скажу.
Клементина услышала иронию в его словах — он и не старался ее скрыть. И в другое время она, вероятнее всего, прекратила бы этот разговор и, гордо вскинув голову, удалилась. Но сейчас она подумала вдруг безразлично, откинувшись на спинку стула — будь, что будет. Она не раз убеждалась в том, что граф де Мориньер обладает удивительной внутренней силой, противиться которой ей чрезвычайно трудно. Да и к чему теперь было противиться?
— Хорошо, я слушаю вас.
Она надеялась, что голос ее не дрожит.
Мориньер кивнул.
— Итак, вначале я предлагаю вам совершить небольшой экскурс в прошлое. В недавнее прошлое, графиня. Я хочу, чтобы вы вспомнили майские ночи во дворце Алкионы, чудесные фейерверки и огни, расцвечивающие глубокое летнее небо.
Она не понимала, к чему он клонит, но тревога неожиданно отпустила ее. Он видел, как заволокло туманом ее глаза, как постепенно она погрузилась в предлагаемые им воспоминания. Приятные воспоминания. Такие далекие воспоминания.
Он замолчал, давая ей время вернуться.
— Я не понимаю, сударь, какую цель вы преследуете, напоминая мне о днях, когда я была счастлива.
— Я не закончил. Мне нужно, чтобы вы вспомнили кое-что еще.
Она посмотрела на него удивленно.
— В те дни на праздник было приглашено более шестисот человек, и среди них — иностранный посол. Праздник был великолепен, дамы очаровательны. Не было человека, который не восхищался бы той чудесной, сказочной атмосферой, в которую каждый из приглашенных был погружен на целую неделю. Особенно один из них, — Мориньер подался вперед, посмотрел на нее внимательно, — с огромными голубыми… почти синими… глазами и густыми черными ресницами. Вы помните его жаркий взгляд? Дурманящий аромат Востока? Вы помните, конечно?..
