Нет, она действительно что-то слышала! Эсма приподнялась на локтях, но полог мешал ей что-либо рассмотреть. Тем не менее в комнате определенно кто-то был.
Вспомнив о статуэтке, которую отдала ей на хранение Джина, она вздрогнула. Фигурка стояла на туалетном столике, и любой вошедший сразу бы ее увидел.
Эсма прижалась губами к уху мужа:
— Проснись! В нашей спальне вор!
Майлз проснулся, не издав ни звука, легонько оттолкнул ее и сел. Кровать скрипнула, однако вор, казалось, ничего не заметил. Потом она услышала, как открылась дверь. Возможно, он решил, что это она повернулась во сне. Беззвучно соскользнув по другую сторону с постели, она шмыгнула за полог, схватила «Афродиту» и стала на цыпочках обходить кровать. Майлз уже догнал вора, и, хотя огонь в камине почти догорел, она различила две борющиеся фигуры, услышала надсадные хрипы мужа.
Эсма наконец обрела голос.
— На помощь! На помощь! — закричала она, дергая шнурок звонка. — Кто-нибудь! Помогите! В нашей комнате вор!
Через секунду она услышала в коридоре шум, но все произошло так быстро, что впоследствии она с трудом могла описать случившееся.
Два боровшихся человека вдруг разделились, более массивный покачнулся и упал на колени, прижимая руки к груди.
— Майлз! — крикнула она, бросаясь к мужу.
Как ни странно, вор не обратился в бегство, и она замахнулась на него «Афродитой».
— Если подойдешь, я размозжу тебе голову! — Потом она увидела лицо Майлза, и статуэтку выпала у нее из рук. — Майлз, ты в порядке?
Тот непонятно сгорбился, опустив голову на грудь, из которой вырывались булькающие звуки.
Вор присел рядом и вытянул руку, чтобы поддержать голову Майлза.
— Боже мой, Себастьян!
Дверь распахнулась, в комнату ворвалась толпа людей, но Эсме было не до них. В свете многочисленных свечей она увидела, что лицо Майлза приобрело ужасный серо-зеленый цвет. Она попыталась уложить его, однако не сумела.
— Помогите мне, — хрипло произнесла она. — Майлз, пожалуйста, скажи что-нибудь.
Сильные руки оттолкнули ее в сторону, леди Чайлд прижала Майлза к себе, и его голова легла ей на грудь. Эсма с отчаянием увидела, насколько безжизненно тело мужа.
— Открой глаза, Майлз, — сказала леди Чайлд. Наступила тишина. Эсма будто издалека услышала, как Элен просит всех покинуть комнату, рассеянно подумала о Себастьяне, но тут Майлз открыл наконец глаза. Он посмотрел на леди Чайлд, и от выражения его глаз у Эсмы перехватило дыхание.
Леди Чайлд положила руку ему на щеку.
— Не разговаривай, дорогой, — спокойно произнесла она и чуть слышно добавила: — Пошлите за доктором.
Вскочив, Эсма бросилась к двери. Снаружи, мрачный и неумолимый, как часовой, стоял Боннингтон.
— Что вы тут делаете? — прошипела она.
— Жду, придет ли в себя лорд Роулингс. — Лицо у него было совершенно белым.
— Срочно требуется доктор! — с яростью выдавила она. — Приведите его!
— За ним уже послан экипаж. Могу я…
Но Эсма захлопнула дверь и не слышала, что он говорит. Майлз опять смотрел на леди Чайлд, дыша медленно, с явным трудом.
— Уильям, — неприятным шепотом сказал он.
— Уильям? Кто такой Уильям? — спросила Эсма.
— Ребенок, — ответила леди Чайлд. Ее ладонь все еще лежала на щеке Майлза. — Так мы назовем вашего ребенка.
Не волнуйся об этом, любовь моя. Просто останься с нами, пока не приедет доктор.
Глаза у Эсмы наполнились слезами.
— Он не… он не…
Леди Чайлд погладила его по щеке, затем поцеловала в лоб.
— Все хорошо, дорогой, — нежно сказала она. — Я люблю тебя. — Видимо, он что-то пытался сказать. — Я знаю, Майлз, ты любишь меня. Я знаю, знаю. И я тебя люблю. — Она крепко прижала его к груди. — Мы назовем его Уильям, и я постараюсь, чтобы он знал о тебе, дорогой. Я все расскажу ему.
Эсма сжала руку мужа.
— Я никогда не оставлю его в поместье, мы поедем с ним в Лондон. Он всегда будет со мной, куда бы я ни поехала, Майлз.
Слышал он ее, нет ли? Ей показалось неудобным сидеть возле них, поэтому она встала и подошла к окну. В коридоре послышался шум — приближающиеся шаги, возбужденные голоса.
Зачем Себастьян вошел в ее комнату? Видимо, хотел удивить своим неожиданным появлением. Сердце у нее разрывалось от унижения, тоски и боли. Любовник пришел к ней в комнату, а в результате умер ее муж.
Белый туман стелился над газоном, над кустами роз, ждущими восхода солнца. Небо уже розовело, когда к ней подошла леди Чайлд и встала рядом.
Эсма оглянулась. Майлз выглядел бы спящим, если бы не тот факт, что он лежал на полу.
— Я не уверена, что у меня будет ребенок, — сказала Эсма, глотая слезы. — Думаю, одной ночи для этого недостаточно.
— Может быть. Но Майлз плохо разбирался в деторождении, его грела эта мысль.
— Да, я знаю. — Эсма положила руку на живот, страстно желая, чтобы там оказался маленький Уильям. — Прошлой ночью…
— Это не имеет значения, — спокойно произнесла леди Чайлд.
— Но это имело значение для Майлза. Ему было очень нелегко. Он чувствовал себя изменником… и не мог… нам пришлось погасить свечи и остаться в темноте. Майлз очень любил вас.
— Да, — ответила леди Чайлд. — И я… и я тоже… Заметив первую трещинку в ее непроницаемой броне, Эсма прижала к себе любовницу мужа, и они вместе рыдали по великодушию Майлза, по его любви, по Майлзу.
Когда им с леди Чайлд удалось надеть на Майлза рубашку и брюки, в дверь комнаты постучали. Так как леди Чайлд сидела на полу, гладя Майлза по голове, Эсма направилась взглянуть, кто там. В коридоре стоял Боннингтон. Леди Троубридж с пожилым джентльменом подошли к ней.
— Это доктор Уэллс, — сказала хозяйка.
— Боюсь, я опоздал.
Она кивнула.
— Могу я поговорить с Люси?
Тут Эсма с удивлением поняла, что даже не знала имени леди Чайлд. Наверное, они были подругами, раз хозяйка называла ее просто Люси.
Доктор склонился над Майлзом, что-то быстро сказал Эсме и леди Чайлд, затем покинул комнату. Эсма вышла в коридор.
— Вас… кто-нибудь видел?
— Да. Как вы намерены поступить, леди Роулингс?
— Поступить? Что вы имеете в виду?
— Я понимаю, сейчас не время делать вам предложение, но…
— Вы сошли с ума! Вы полагаете, что я выйду замуж за вас? Человека, убившего моего мужа? — Она ненавидела и его, и себя.
— Примите мои глубочайшие извинения. Я могу только предложить…
— Вашу руку! — словно выплюнула она. — Я не приняла бы ваше предложение, даже если бы вы не были столь докучливы, нудны и девственны!
Его бледность стала почти смертельной.
— Боюсь, ваша репутация может пострадать…
