Животный ужас, накрывший Сикорскую при одном упоминании имени грозного кузена, зажег огнем ее внутренности. Нужно было немедленно бежать! Она сделала шаг назад, надеясь уйти незамеченной, но ее легкое движение привлекло внимание собачки. Роза повернула головку в сторону коридора и залаяла. Наталья с отчаянием подумала, что ее светлое шелковое платье хорошо видно в темноте коридора, и осталась на месте, поняв, что экзекуции не избежать. Полковник Ольховский стремительно двинулся ей навстречу и, взяв за руку, потащил за собой в освещенное пространство комнаты.
– Извольте объясниться, сударыня, – рокотал он, подводя Сикорскую к императрице. – Откуда в вашем шкафу вещи, принадлежащие ее императорскому величеству?
– Я ничего не знаю, мне их подбросили, – твердо сказала Сикорская, как всегда в минуты крайней опасности обретая хладнокровие. – Я не знаю, кто меня оболгал и кто подбросил мне эти вещи, но я буду жаловаться Алексею Андреевичу.
– Вы сейчас же покинете дворец, – сказала Елизавета Алексеевна. – Полковник проследит, чтобы вы взяли только свои вещи. Вам предоставят экипаж, чтобы вы смогли доехать до того места, где вас примут. Это все!
Императрица повернулась и вышла из комнаты, неся на руках собачку. Гофмейстерина поспешила за ней. Полковник отпустил руку Натальи и сказал:
– Собирайтесь, у вас четверть часа. Берите только то, что сами сможете унести, остальные вещи вам пришлют по адресу, который вы сообщите.
Сикорская молча подошла к шкафу и вынула темный вдовий салоп, она натянула его поверх бального наряда, связала в узел пару повседневных платьев, несколько рубашек и юбок. Она сменила бальные туфли на крепкие кожаные ботики и, посмотрев на полковника, сказала:
– Я готова. Вы сами проводите меня до экипажа?
– Так точно, – буркнул полковник.
Он нес ее узел, и Сикорская сквозь ресницы видела, как он рассматривает ее, по-видимому удивляясь спокойствию женщины. Наталья про себя усмехнулась: если бы ее провожатый знал, что все золото, которое она добыла, продавая вещи императрицы, зашито в подкладку старого вдовьего салопа, бравый полковник приказал бы его оставить, а так она спокойно уносила с собой почти десять тысяч рублей. Ольховский вывел ее в караульное помещение и велел заложить лошадь, чтобы отвезти даму туда, куда она пожелает.
Он подал Сикорской узел, когда та села в санки, и, развернувшись, ушел обратно во дворец. Наталья могла поехать только в один дом, двери которого не захлопнулись бы сейчас перед ней, и она велела ехать на Охту. Было уже почти три часа ночи, когда женщина, отпустив сани, вошла в дом мадам Клариссы. Бросив узел в прихожей, она привычно прошла по темным коридорам и толкнула знакомую дверь. Свечи ярко горели, освещая роскошную гостиную. Мадам Кларисса сидела одна. Сегодня она была без своего великолепного рыжего парика, и Сикорская усмехнулась, увидев совсем седые жидкие волосы на голове француженки.
– Какая гостья! – удивилась мадам Кларисса. – Вы, видно, почувствовали, что я уезжаю, приехали проститься?
– Да, я почувствовала, что мне нужно увидеться с вами, – солгала Сикорская, пытаясь сообразить, что же ей теперь делать.
– Спасибо вам за доброе отношение, – кивнула мадам Кларисса, – хорошо, что мы попрощаемся, я буду вспоминать о вас. Девочки уехали вчера, а я выеду на рассвете.
– А на кого дом оставите, или вы его продали? – удивилась Наталья.
– Нет, не продала. Не знаю, как жизнь сложится, может быть, еще вернусь сюда, – объяснила француженка. – Кто флигель занимает, вы знаете. Он и за домом присмотрит.
– Сдайте мне дом на следующий год, – предложила Сикорская, – я за ним присмотрю, да и денег вам добавлю.
– Да ради бога! – обрадовалась мадам Кларисса. – Я с вас много не возьму, живите. Рублей восемьсот за год, вас устроит?
– Двести, – отрезала Сикорская, – если бы я не приехала, вы бы совсем ничего не получили.
– Ну, только ради нашей дружбы, шестьсот, – торговалась старуха.
Наконец, они сошлись на четырехстах рублях. Старуха проводила Наталью в свою бывшую спальню, а сама собиралась лечь на диване в гостиной. Сикорская надорвала подкладку своего салопа и отсчитала француженке деньги. Бывшая камер-фрейлина улеглась на чужую кровать в доме сомнительной репутации, который теперь стал ее убежищем, и задумалась. Все ее планы снова рухнули, Наталья не сомневалась, что Аракчеев ее на порог не пустит, тот выгнал собственную жену за куда меньший проступок. Когда восемнадцатилетняя жена кузена по наущению собственной матери приняла в подарок от министра внутренних дел две тысячи рублей из особого фонда, Аракчеев узнал об этом, и с тех пор супруги уже много лет жили раздельно. А Наталью уличила в воровстве сама императрица. Аракчеев первым отречется от своей кузины. Оставалась одна надежда: Ресовский явно находится под действием приворота. Значит, еще не все потеряно! Женщина твердо пообещала себе, что еще поборется за место в обществе, и мир еще узнает Наталью Сикорскую.
Отправив Натали во фрейлинскую комнату, где слуги накрывали стол для торжественного прощального обеда, Ольга собиралась сделать то, о чем думала всю ночь. Она хотела растопить куклу. В ушах девушки звучали слова Татариновой:
«Нужно найти восковую куклу и растопить воск, три раза сказав: «Отпускаю тебя».
Девушка поставила на стол небольшую, но широкую чашу для умывания и налила в нее горячей воды из чайника, который попросила на кухне под предлогом чаепития у фрейлин. Она развернула грязный лоскут, перекрестилась и, трижды повторив заветные слова, опустила восковую куклу в горячую воду. На ее глазах фигурка начала оплывать, а потом, превратившись в белесую кашу, стала собираться в крупные капли. Отклеившееся сердечко всплыло на поверхность воды, а красная нитка опустилась на дно чаши вместе с бесформенными потеками воска.
Ольга почувствовала облегчение, ведь ее любимый был, наконец, свободен от козней подлой женщины. Хотя ее решение расстаться с Сергеем осталось неизменным, но радостное сознание, что она смогла защитить самого дорогого человека, наполнила душу.
– Будь счастлив, любимый, – прошептала Ольга, глядя на красную нитку, – теперь твои путы разорваны, ты должен жить полной жизнью, даже если меня в ней не будет.
На глаза девушки навернулись слезы, но она постаралась взять себя в руки и успокоиться. Постепенно ей это удалось. Нужно было уничтожить следы того, чем она сейчас занималась. Печи в ее комнате не было, через нее проходила только широкая каминная труба, поэтому сжечь остатки воска и шелк Ольга не могла. К счастью, вода в Неве из-за теплой зимы так и не встала, поэтому девушка накинула на плечи шубу и побежала к служебной лестнице, выходившей на набережную. Ни на лестнице, ни у входа она никого не встретила и беспрепятственно вышла на улицу.
