И он уставился перед собой — пустыми, отсутствующими глазами, с полуулыбкой на лице, — удивляясь при этом, почему это и Фрэнсис Вестон посмотрел на него так странно. Затем последовал сюрприз, которого он не ожидал. Отпустив на ночь придворных, король неожиданно сказал:
— Гарри, ты будешь спать в передней, как обычно.
Он ждал, приготовившись к новым, неожиданным приказам, но такого…
— Я ложусь спать.
Норрис стоял в замешательстве. Приготовления, волнение, общая атмосфера тревоги привели его к выводу; его жизнь будет разрушена, его сдержанность, его любовь к Анне будет поругана. Но сейчас его призвали к исполнению своих обязанностей, в которые входил, в частности, и ритуальный поиск врагов короля. Смел ли он надеяться, что леди снова отказала королю? Здравый смысл, однако, подсказывал, что больше она не может отвергать его даже ради собственной безопасности. Норрис знал лучше, чем кто-либо другой, что за последнее время характер Генриха становился все более гневливым. Раньше и представить-то было трудно монарха до такой степени расстроенным и обеспокоенным человеком.
Гарри сумел изобразить на своем лице легкую улыбку и принять деловой вид, тщательно осматривая спальню короля, даже нагнулся, заглядывая под огромную кровать, чего давно уже не делал. Выпрямившись, он бодро сказал:
— Все в порядке, Ваша Светлость.
— Тогда желаю вам спокойной ночи.
Норрис поклонился и, отступая назад, вышел.
— Крепкого сна, Ваша Светлость!
Бесшумно прикрывая дверь спальни, он заметил, что Генрих уже потушил свечу.
В Виндзоре, как и во многих других королевских резиденциях, Норрис в действительности спал не в королевской спальне, как полагалось по этикету, а в передней. И сейчас он прошел туда и одетым лег в постель. В его голове проносились события дня, он неотступно видел перед собой фигуру в ярко-красной мантии, с такою кротостью стоящую на коленях перед королем — неужели это было только сегодня? В который раз он изумлялся: какая неукротимая воля в таком хрупком создании! Потом им овладело неодолимое предчувствие надвигающейся катастрофы, которое не давало ему уснуть. И он лежал без сна, уставившись в потолок, еще долго после того, как взошла луна.
В поместье Саттон Анне Вестон опять снился странный сон, а ее лицо серебрилось от света той же самой взошедшей луны.
Она стояла возле дома: но в этот раз был не багровый закат, а мрачная гнетущая ночь: черные облака плавали по небу, затемняя луну. Ее вновь охватило чувство полного одиночества, страха и утраты. И, словно оплакивая вместе с ней случившееся, ветер горестно завывал, раскачивая деревья. Окружающее было отвратительно. Она сознавала, что на земле торжествуют жестокость и бесчеловечность, а радость и доброта исчезли навсегда. И пристально глядя на замок, Анна почувствовала, как смертный холод подкрадывается к ней и леденит ей душу.
Анна двигалась молча, словно лунатик, И, не увидев на обычном месте Привратной башни и целого крыла дома, отходящего от сторожки, не испытала ни потрясения, ни удивления. Она смотрела на этот бывший внутренний четырехугольный дворик, на окна, освещенные сияющей на небе луной. С замиранием сердца Анна обнаружила, что двери центрального входа приоткрыты, словно дожидаясь ее, но внутри дома было абсолютно темно, как в могиле.
Она двигалась, словно по принуждению. Будь ее воля, она с радостью бы повернула назад, чтобы никогда не узнавать, что ее ждет в замке Саттон, но что-то толкало ее вперед. Она молча вошла в дверь и остановилась в Большом зале, со страхом оглядываясь вокруг. Навстречу ей из дальнего конца зала, словно привидения, с отсутствующими, неподвижными взглядами двигались ее невестка Роза и Генри Ниветт. Фрэнсиса с ними не было, и Анну поразило то, что они выглядели как семейная пара: на руках у Розы был крошечный ребенок, а за ними шли еще двое малышей — мальчик и девочка. Старший из детей обращал на себя внимание. У него были рыжие, как у Розы, волосы, а его лицо было копией Фрэнсиса.
Странная группа приблизилась и прошла мимо Анны так близко, что она могла протянуть руку и коснуться их, но она не посмела, ибо они по-прежнему невидящим взглядом смотрели перед собой и, казалось, едва дышали. Они двигались словно покойники, и она почувствовала облегчение, когда они бесшумно вышли в дверь и скрылись.
Теперь она направилась в западное крыло — где были кухня и кладовые. Оттуда она поднялась по винтовой лестнице в верхнюю кладовую. Но сейчас здесь все изменилось, все было не так. Там, где у нее лежали яблоки, хранящиеся в зиму, теперь была изысканная спальня, обставленная в странном стиле. У противоположной стены стояла большая кровать; ее занавеси серебрились от лунного света.
У нее не было никакого желания пересечь комнату, раздвинуть портьеры и заглянуть в альков, но происходящее с ней вышло из-под ее контроля — совсем как у ребенка, у нее совершенно не было сил сопротивляться. Она беззвучно раскрыла портьеры. Слившись, как единое целое, лежали мужчина и женщина. Он — темноволосый, с изящными чертами лица, обнимал свою возлюбленную, руки его покоились на подушке, вокруг одного пальца обвился ее локон. Ах, что это были за волосы! Словно серебряное облако, вспыхнувшее вокруг столь прекрасного лица. У Анны перехватило дыхание. Она подумала, что перед ней одна из самых прекрасных женщин, когда-либо являвшихся на свет. И в то же время она ужасно напоминала ей кого-то. О Боже, конечно, не ту страшную старуху, которая являлась в ее ночных кошмарах? Тем не менее это была она! Анне стало дурно от мысли, что такая дивная красота превращается в уродство. А мужчина, услышав во сне ее восклицание, вздохнул, открыл свои большие сонные глаза и посмотрел прямо на нее. Но было ясно, что он не видит ее, а, может быть, и не мог видеть. Ибо он только лениво поцеловал безупречный ротик возлюбленной и снова заснул.
Вдруг в комнате все закружилось, как в вихре, мелькая и затуманивая взор Анны. Дрожа, она ухватилась за столб кровати, но он как будто таял в ее руках. Пол заходил у нее под ногами, и, посмотрев вниз, она увидела, что ковер изменяется: у нее на глазах менялась сама ткань и цвет, и комната становилась другой. Стены и окна были те же, но обстановка изменилась и была совершенно незнакома Анне. Кровать была уже другая и стояла на другом месте, на кровати лежал мужчина — светлоглазый, который пугливо оглядывался по сторонам. Затем он начал поразительно громко с кем-то разговаривать, хотя в комнате никого, кроме Анны, не было.
— Проклятый дом. Почему я никогда не могу заснуть здесь? Ночь за ночью я вынужден слушать этот чертов звон часов. Снотворное знахаря не помогает. Я в самом деле ненавижу это место. Если бы не Молли, я бы завтра же уехал. Но сейчас она для меня большая поддержка. Когда я сказал ей о женщине в белом — какая избитая фраза! — она, казалось, даже развеселилась.
