Жюли Галан
Герцогиня и султан
Штормовые волны Восточного Средиземноморья играли тяжелым пузатым кораблем, заставляя его опасно переваливаться с боку на бок.
Желудок Жаккетты вместе с кораблем то взлетал ввысь, то ухал вниз. Желудку это очень не нравилось, и он неделикатно давал знать об этом своей хозяйке. В другом углу каюты лежала, вцепившись в кровать, Жанна. Ее лицо было необычного зеленого цвета.
«Святую Маргариту», она же «Пузо», мотало так третьи сутки, было от чего и позеленеть, и расстроиться желудку.
За стенками каюты радостного тоже не наблюдалось. Шторм трепал «Пузо», как хотел. Волны прокатывались по палубе корабля, смывая все на своем пути.
Направляясь из Нанта в Средиземное море, «Святая Маргарита» уверенно преодолела атлантический участок пути, на удивление удачно прошла Гибралтар. Позади остались берега Магриба, благополучно миновали Тунисский пролив… До конца плавания осталось всего ничего, но благополучный путь судна пересекся со штормом. Видимо, древние боги, ведающие морскими стихиями, решили, что много хорошего – тоже плохо.
Желудок Жаккетты решил поменять тактику борьбы. Если раньше он скручивался узлом, то теперь пытался вывернуться наизнанку.
Жаккетта уже давно не знала, день за стеной или ночь, вся она живая или частично, и вообще, что осталось в мире, кроме колыхающегося дощатого закутка, который какой-то шутник обозвал каютой.
Жанна, как благородная дама, привыкшая падать в обморок, давно была без чувств.
Крепкая же крестьянская натура Жаккетты к таким выходам из положения приучена не была. Поэтому все чувства ее оставались на месте, разбушевавшийся желудок рвался на свободу, в голове ухало, звенело и кружилось. Запах морской соли и скрип деревянных частей судна, казалось, будет преследовать ее до самого конца жизни.
Рано или поздно все кончается. Кончилась и буря. Она очистила «Пузо», как виллан крутое яйцо от скорлупы. Паруса были изодраны в клочья, одна мачта сломана, кое-где обшивка разошлась, и в трюм начали проникать струйки воды.
Когда ветер немного утих, потрепанная команда угрюмо принялась исправлять то, что можно было исправить.
Когда пол и потолок в каюте приняли более-менее нормальное положение, Жанна пришла в себя и с помощью Жаккетты выбралась на палубу глотнуть свежего воздуха.
Появление на корме помятых и скособоченных от трехдневного заточения пассажирок особого всплеска радости не вызвало. Смотреть на то, как мрачные моряки больше ругаются, чем что-то делают, было неинтересно, и Жанна уставилась в море.
Внезапно (для сухопутной дамы) одна из точек на горизонте превратилась в судно. Если «Пузо» очень напоминало половинку грецкого ореха, то корпус незнакомца больше походил на стручок: скорость его создатели ценили куда больше вместимости.
Незнакомый корабль перенес бурю значительно легче, чем неуклюжая «Святая Маргарита», и, легко вспарывая волны, быстро приближался.
«Ну, слава Богу! – обрадовалась Жанна. – Хоть помогут этим недотепам!»
Моряки «Пуза» ее восторгов не разделяли. Едва незнакомое судно появилось в пределах видимости, их медлительность, как рукой сняло. Они лихорадочно пытались поставить оставшиеся паруса и избежать встречи. Но усилия их были тщетны – резвости у «Пуза» не прибавилось. Незнакомое судно ловко приблизилось вплотную к «Святой Маргарите» и тут же в ее борта впились железные когти абордажных крючьев.
«Пираты!» – запоздало ахнули девушки.
Все свершалось просто, даже буднично. С появлением первого пирата команду «Пуза» словно парализовало. Почему – то так и осталась простым украшением пушка, никто из команды даже не попытался сделать из нее хоть один выстрел. Стычки матросов с пиратами, даже ради приличия, тоже не было.
Скоро палубу заполнили чужаки, и моряки безропотно принялись перетаскивать содержимое трюма своего судна на пиратский корабль. Им терять было нечего, свою жизнь они ценили значительно дороже чужого имущества.
А вот Жанне с Жаккеттой было, что терять…
… Ярко светило солнышко. В его лучах знаменитая средиземноморская лазурь волн переливалась тысячами оттенков. Очистившееся небо празднично сияло, споря синевой с морем. На ласковых волнах, словно танцующая парочка, покачивались два корабля: стройный напористый кавалер вел в танце толстую потрепанную дамочку.
На корме гогочущие пираты плотным кольцом окружили Жанну и Жаккетту, прижавшихся спиной друг к другу и с отчаянием обреченных приготовившихся к обороне. Гибкая тонкая Жанна сжимала в руке подобранный клинок, приземистая, коренастая Жаккетта – свой неразлучный хлыст.
Ясно, что шансов у них не было…
Жаккетта помнила лишь, как исчезла теплая спина госпожи Жанны, и порыв ветра холодом хлестнул по шее, а потом все смешалось. Хлыст, конечно же, оказался никчемной игрушкой, Жаккетта визжала, кусалась, извивалась, лягалась. Но десятки рук сжали ее, как в пыточных тисках, и буквально в клочья разодрали юбки…
… Наверное, святая Бриджитта была хорошей покровительницей для своей подопечной. Против грубого мужского напора силы святой были, конечно, ничтожны, но она сделала все, что могла…
… Дико дергаясь во все стороны, Жаккетта со всего маху ударилась виском обо что-то твердое и первый раз в жизни потеряла сознание. Это было спасением.
Команда пиратского корабля весело насиловала бесчувственное тело, не ощущавшее боли. А душа была далеко…
Опять вызывающий тошноту запах моря. Опять поскрипывание дерева, сводящее с ума, резкие крики пролетающих птиц, шум разбивающихся о корабль волн. И боль, дикая боль, неизбывная боль. Боль в каждой клеточке, в каждом закоулке тела, а источник боли внизу, там, где начинаются ноги, боль такая, словно раскаленный клинок рассек тело до горла и пузырящаяся кровь с шипением запекается на краях ужасной раны…
Больше всего Жаккетте хотелось опять уйти туда, где нет ничего, ни страдания, ни горя. Один только покой и тишина; Ни открыть глаза, ни поднять голову сил не было. Горло горело и саднило, распухший язык забил рот, пыльный и шершавый, словно мешок с отрубями. При малейшем движении тело взрывалось резкой болью, которая затем долго-долго пульсировала в голове. Даже дышать было больно. Больно, больно, больно! Так больно, что жить было противно! Жаккетта пыталась убежать от боли в светлую пустоту за краем сознания, но израненное тело крепко держало вернувшуюся душу. И болело, болело…
Холодная ладонь легла на лоб Жаккетте. Чьи-то руки подняли ее голову и положили на что-то мягкое. Потом струйка воды полилась в пересохший рот. Влажная ткань легко коснулась щек, подбородка, лба. Руки убрали прилипшие к лицу волосы, легко ощупали разбитый висок. Опять тоненькая струйка воды. Умелые пальцы прошлись по корсажу. Тело Жаккетты уловило едва ощутимый холодок металла – нож рассек стягивающие корсаж шнуры. Сразу стало легче. Что-то теплое накрыло раскаленные ноги Жаккетты, на которых холодный ветер играл остатками юбки, – и мягкое тепло притушило жар исцарапанной, саднящей кожи.
