Безумное искушение тут же к нему помчаться овладело Розамундой. Она вслушалась в завывание вьюги. Вот коли бы не зима… Но когда ее могли остановить холод и ненастье? Один из их солдат родом из Чешира, он ее и проводит. Она так истосковалась по Генри! Главное, чтобы дороги были надежные, а стужу можно перетерпеть.
После блистательной победы над сэром Джоном, Розамунда стала несколько самоуверенной…
Уроженец Чешира долго перечислял ей тяготы, которые могут подстерегать ее в этом безумном предприятии: день напролет в седле, а как приедут на юг, еще неизвестно, будет ли достаточно крепкой дорога. Там могло уже все подтаять. Но Розамунда конечно же настояла на своем.
Двигаясь словно во сне, она тут же принялась укладываться. Едва забрезжило утро, тепло укутавшаяся Розамунда уже сидела в седле. С нею ехали Марджери и четверо солдат. За ночь снеговые тучи перекочевали дальше к северу, на дороге, конечно, были легкие сугробы, но ничто не застило больше света.
Целых три дня, словно специально для странников, стояла полная тишь и благодать. Никто их не останавливал. Солдаты тревожились, опасаясь встречи с войсками молодого Йорка, но все было спокойно. Правда, они наткнулись пару раз на небольшие отряды каких-то вооруженных людей, но тем не было дела до наших путников, и тревога и настороженность, владевшие ими в начале путешествия, постепенно отступили.
Так, без особых хлопот, они добрались до Ланкашира. Кончился уже январь, они успели проскочить до февральских дождей, которые в этих местах бывали затяжными и обильными.
Чем глубже они продвигались на юг, тем чаще лил дождь, а как-то к вечеру с неба повалил мокрый снег, Розамунда поняла, что пора определяться на ночлег. Остановились в гостинице у Макклешфидского тракта. В последние два дня на дорогах стало неспокойно, то и дело в обе стороны шли вооруженные отряды – надвигалось очередное сражение.
«Вот этого нам только не хватало, – волнуясь, думала Розамунда, – угодить в какую-нибудь сечу…» Она очень боялась, что Генри неожиданно придется уехать, и они разминутся. Поди знай, что случится завтра, или послезавтра…
Розамунда терпеть не могла есть вместе со всеми постояльцами, но пришлось смириться – в гостиной горел очаг, у которого можно было обсушиться, а промокли они основательно: пар над одеждой так и клубился. Розамунда сняла башмаки и вытряхнула из них воду. Она мечтала о ванне и чистых простынях. Тут же ей придется довольствоваться жестким соломенным тюфяком, и хорошо, если там не окажется блох.
До Бернема теперь было уже просто рукой подать, и нетерпение ее усилилось в предвкушении долгожданной встречи. Скорее бы обнять и расцеловать его. Она потрогала спрятанное на груди письмо, которое она положила в не пропускающий воду промасленный мешочек. Письмо истрепалось на сгибах, а многие буквы расплылись от пролитых над ним слез. Ну как ее угораздило пойти на поводу у своей проклятущей ревности и так жестоко оттолкнуть Генри?
– Миледи, – вдруг раздалось рядом с нею. Стряхнув в себя дрему, охватившую ее от тепла и сытной еды, Розамунда вскинула голову. Перед ней стоял укутанный в темный плащ мужчина, лица его не было видно из-за надвинутого низко капюшона.
– Да? – сказала она.
– Вы леди Розамунда, хозяйка Рэвенскрэга?
– Да, это я. – Сердце Розамунды быстро забилось. Что нужно от нее этому человеку? И откуда он ее знает?
– Мне сказали, чтобы я искал вас в гостиной у очага. Поганая погодка, что и говорить. Простите, что помешал, но придется вас огорчить: один из ваших людей ранен. Он лежит в конюшне, требуется ваша помощь.
Еще больше растревожившись, Розамунда поднялась. Она едва не падала от усталости, ноги гудели.
Розамунда взглянула на Марджери: та крепко уснула, и Розамунда не стала ее будить.
Мужчина повел Розамунду через запасной выход, он был знаком со всеми слугами, которые им попадались по пути. Дождь перестал, но дул отвратительный ветер. Незнакомец почтительно придержал перед нею дверь.
В гостиничном дворе было полно повозок и лошадей. Конюшня располагалась где-то справа. Провожатый Розамунды, прихватив оставленный у двери факел, повел ее в глубь двора. Розамунда ломала голову, с кем же из солдат приключилась беда… Хоть бы все обошлось. Только бы это был не Уилл, тот, который родился в Чешире. Чеширец нарисовал им такую карту, в которой никому, кроме него, не разобраться.
– А что с ним стряслось? – спросила Розамунда, прибавив шагу, чтобы не отставать от человека в черном.
– Он здесь, миледи, на соломе лежит, – пробормотал, понизив голос, незнакомец.
Розамунда с опаской вошла в темное стойло. Вскоре свет факела выхватил из мрака распростертую на полу фигуру. Розамунда живо наклонилась, пытаясь разглядеть лицо пострадавшего.
– Уилл, это ты? – спросила она и тут же, вскрикнув, отпрянула, но лежащий мгновенно вскочил и зажал ей рот.
– Нет, лапушка, это не Уилл, – сказал Стивен, повалив ее в кучу соломы.
Глаза Розамунды округлились от страха: вокруг стояли люди Стивена. Какая же она дура! Что толку теперь злиться на себя: они ловко ее заманили. Но откуда здесь взялся Стивен? И откуда он знал, где ее можно найти?
Она даже не могла кричать: ей вставили в рот кляп. Стивен уселся и стал стряхивать с ее плаща соломенную труху.
– Наконец-то мы свиделись, лапушка. Я было уж всякую надежду потерял на то, что Господь услышит мои мольбы, – произнес он с благоговением, столь неожиданным для его нрава и повадок.
Розамунда замычала, пытаясь позвать на помощь. Стивен стал поднимать ее на ноги, и она со всей силы его ударила. В ответ он лишь улыбнулся – глуповатой блаженной улыбкой, которую она хорошо помнила еще с того раза, – улыбкой, от которой у нее стыла в жилах кровь. Он будто и не замечал ее сопротивления, погруженный в мир собственных фантазий.
– Дивуешься, небось, как мне удалось тебя найти. Знай, любимая: с того дня, как ты покинула Йорк, я следил за каждым твоим шагом. И нынче мне тоже повезло – я увидел тебя на дороге. Хочешь назову все гостиницы, в которых ты останавливалась? Но это все теперь неважно. Главное, мы опять вместе.
Стивен поднялся и навис над ней: его огромное тело заслонило мятущееся пламя факела.
– Вот, на юг пробираемся, я возьму тебя с собой. Теперь-то я уж нипочем тебя не выпущу.
Розамунду, точно куль, запихнули в повозку, предварительно завернув в грубое одеяло. Мокрый снег облепил верх повозки. Мужчины сгрудились, пытаясь укрыться от хлещущих в лицо струй, смешанных со снегом.
Розамунда лежала в кромешной темноте, зажатая со всех сторон мешками с житом. Куда ее везут? Опять ее настиг с таким трудом забытый Йоркский кошмар…
