дочка ли господина Брикара? Та, что за колдуна пошла?
Амели похолодела.
— Да, она самая.
— Она и есть.
Тетка хищно улыбнулась, выкатила глаза:
— Вот, значит, как. А я сразу недоброе почуяла. Я такое сразу чую! Муж, значит, в реку швыряет, да посмеивается, а жена решила весь город потравить! Даже девку торговать наняла, лишь бы не прознали.
Амели покачала головой и даже отступила на шаг:
— Все не правда. Вздор вы говорите.
Та повела бровями:
— Вздор? Так разве же муж не колдун? Уловы в Валоре тоже вздор? Или вздор, что бедное дите животом мается?
Амели сглотнула, сжала кулаки:
— Мой муж здесь ни при чем. И пироги мои хорошие. Вкусные пироги!
Тетка кивнула:
— Хорошие, да не долго. А ты смотри, хозяюшка, а то ненароком ночью двери кто соломкой обложит, да запалит. Чтобы неповадно было. Не надо добрым людям твоей поганой стряпни.
Амели сцепила зубы, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Только этого не хватало на глазах этих бессовестных, злых людей. Она сглотнула, задрала подбородок как можно выше и процедила, угрожающе сжав кулаки:
— Подите все вон. Вон!
Перетта захлопнула входную дверь с таким грохотом, что Амели содрогнулась всем телом. Ухватилась за стену, чувствуя, что подкашиваются ноги. Она опустилась на ступеньки у двери в кухню и коснулась груди — было нечем дышать.
Служанка подбежала, опустилась на колени, прямо на пол:
— Госпожа! Дурно, госпожа? Воды?
Амели обессилено кивнула:
— Да, воды.
Перетта вскочила, кинулась в кухню и вернулась с глиняной кружкой:
— Вот, госпожа. Пейте, пейте. Сейчас отпустит.
Амели залпом осушила кружку, утерла рукой взмокший лоб. Посмотрела на Перетту, чувствуя себя совершенно растерянной:
— Как же так? Милая Перетта, как же так?
Слезы уже жгли глаза. Служанка опустилась рядом на ступеньку, обняла, как добрая подруга, поглаживала Амели по спине:
— Не печальтесь, госпожа. Не печальтесь, Создателем прошу. Вам никак нельзя.
Амели покачала головой, закрыла лицо ладонями и шумно дышала, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Она расплакалась навзрыд. Громко, отчаянно. Внутри бурлила такая обида, что казалось, если ее не выплакать — разорвет грудную клетку. Перетта так и поглаживала ее по спине в робкой попытке успокоить, но останавливать не решалась, понимала, что горю нужен выход. Это было естественно.
Амели несколько успокоилась. Теперь слезы были тихими, просто катились из глаз. Она отняла ладони от лица, посмотрела на служанку:
— Воды. Еще воды. И… сыщи Мари.
— Где? Где сыскать, госпожа?
Амели опомнилась, понимая, что Перетта, которая никогда не выходила за пределы кухни, ни за что не найдет горничную. Она покачала головой:
— Постой, не надо Мари. Воды. Еще.
Перетта вновь бросилась в кухню, вернулась уже с кувшином. Налила, подала кружку:
— Вот, госпожа.
Амели снова жадно выпила, чувствуя, как прохладная жидкость наполняет желудок. Стало легче, тошнота отступала, а горе стало тихим. Но таким отчаянным. Скребло внутри, будто крючком.
Она отдала кружку:
— Спасибо, милая. — Амели вздохнула, подняла голову: — Орикад!
Демон появился со знакомым шлепком. В панталонах. Но сейчас это не вызвало умиления или раздражения.
— Орикад, сыщи Мари. Пусть тотчас сюда придет. Пусть несет успокоительные настойки.
Демон выслушал на удивление серьезно. Лишь шлепал крылышками и моргал. Но взгляд огромных желтых глаз был сосредоточен:
— Я мигом, госпожа.
В других обстоятельствах Амели удивилась бы такой сговорчивости и любезности, но сейчас на это не было сил. Она буквально разваливалась на части. Вся радость испарилась, как летучий эфир. Тело было ватным, казалось, размякли все кости. Она прислонилась спиной к стене и не сразу заметила остолбеневшую Перетту. Та зажала в кулаках фартук и стояла с приоткрытым ртом, все еще смотря на то место, на котором только что шлепал крылышками демон.
Амели едва шевелила губами:
— Не бойся. Это Орикад — демон моего мужа.
Перетта сглотнула, с трудом разжала пальцы. Она изо всех сил пыталась держать лицо, но это не выходило. Слишком велико было удивление. Перетта лишь кивала, но в глазах плескался ужас.
Амели поспешила ее утешить:
— Он безобидный, разве что характер скверный.
Перетта вновь кивала. Кажется, наконец, пришла в себя:
— Вам полегчало, госпожа?
Амели не ответила. Посмотрела в участливое лицо служанки:
— Все прахом… Не стоило даже начинать. Ведь никто не считал эту затею хорошей… Ни мой отец, ни мой муж… Даже матушка… Не будет кондитерской, Перетта. Они были правы.
Та вновь села рядом, поглаживала Амели по руке:
— Все будет, госпожа. Слухи улягутся — и все будет. Я снова встану за прилавок, а вы будете распоряжаться в кухне. Наймем самых расторопных поварят…
Амели покачала головой:
— Спасибо тебе. Спасибо… Но они боятся моего мужа. Ненавидят. Через него ненавидят меня.
Перетта опустила голову, не зная, что возразить.
В кухне хлопнула дверь, раздались быстрые мерные шаги, следом — легкая дробь каблучков. На пороге показался Феррандо и тут же опустился рядом с Амели:
— Создатель! Что здесь произошло?
Он требовательно смотрела на Перетту, ожидая от нее объяснений, а та снова остолбенела и комкала фартук. Казалось, появление Феррандо поразило ее больше присутствия демона.
Мари присела с другой стороны и тут же стала совать под нос пахучую склянку:
— Вдохните. Вдохните, барышня. Враз полегчает. Ну же, миленькая!
Амели послушно втягивала пряный резкий запах, и в горле потеплело. Пробралось куда-то к вискам, снимая напряжение. Мари сосредоточенно вглядывалась в ее лицо и убрала склянку, заметив добрую перемену. Впрямь стало спокойнее. Внутри уже не клокотало, не скребло крючком. Мари накапала в кружку, плеснула воды, подала:
— Глотните, барышня.
Амели выпила все до капли, посмотрела в лицо Феррандо:
— Тебя отвлекли…
Он поцеловал ее в висок, притягивая к себе:
— Конечно, нет. — Снова посмотрел на Перетту: — Так вы скажете, сударыня, что здесь произошло?
Мари участливо кивнула:
— Говори, как есть, не бойся.
Перетта вновь и вновь комкала фартук:
— Люди напраслину возводят, господин.
Мари поправила:
— Мессир.
Но та лишь побледнела.
Амели кивнула:
— Говори все.
Перетта передала случившееся во всех подробностях, едва ли не до каждого сказанного слова. И про реку, и про отраву. Опустила голову, будто ждала брани. Помолчала какое-то время, потом добавила, осмелев:
— Я только после смекнула, что знаю ее.
— Кого? — Феррандо не понял.
— Эту мещанку, мессир. У нее булочная у Волосяного переулка. Так себе булочная, мессир. Она в хлебы опилки подмешивает. Она оттого и пришла, что про новую лавку прознала.
— Опилки?
— Да, мессир. И беднякам продает по целому луру.
Феррандо кивнул:
— Потом расскажешь мне, где ее лавка. Больше не будет
