Он удивился, услышав свои слова:
— Нет, я не люблю Мелисанду. Я никогда не любил ее, но хотел ее как женщину. Наверное, она была для меня мечтой о женской красоте, я воспринимал ее не как реальную живую женщину, а как некое прекрасное видение, которое сделает мои ночи не такими одинокими. Нет, я не люблю ее. Боюсь, Тони был прав, когда говорил мне об этом.
— Тони любит ее.
— Да, любит.
Ей отчаянно хотелось спросить его, сможет ли он когда-нибудь полюбить хоть немного ее. Но она промолчала.
— Я — такая, какая есть, Дуглас. И мне невыносима мысль, что тебе грозит опасность. Я не могу поверить, что тебе будет приятно, если я буду спокойно попивать чай, в то время как враг подбирается, чтобы вонзить нож тебе в спину.
— Если такое случится, ты можешь кричать во всю мощь своих легких и звать на помощь кого-нибудь из мужчин.
— Ну а если никого не окажется поблизости?
— Хватит пустых предположений, Александра. Я не хочу, чтобы ты совершала поступки, которых я не одобряю. Я хочу всегда знать, где ты находишься и что ты делаешь. Я не хочу, чтобы ты задавала мне вопросы о моих делах и тем более — вмешивалась в них.
— Тебе нужна бесчувственная жена.
— Бесчувственная? Ха! Я никогда не поверю в это, если только не перестану посещать твою спальню.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она была так близко от него.
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в доме. Никуда не выходи. Проследи за приготовлениями к отъезду, мы уедем рано утром. Тебе хватит времени?
Она встала. Нет, он неисправим, подумалось ей. Скорее всего, он никогда не изменится. Она улыбнулась ему через силу, кивнула на прощание и вышла из комнаты.
Она подошла к широкой лестнице, ведущей наверх, услышав, как миссис Гудгейм позвала ее, она не обернулась. Прошла в свою спальню и заперла дверь. Она не знала, сколько времени простояла посреди комнаты, потом медленно опустилась на колени. Обхватила себя руками и заплакала.
Она так углубилась в свое горе, что не услышала, как тихо открылась дверь соседней спальни. Приказание, готовое вырваться у Дугласа, замерло у него на губах. Он смотрел на нее, ничего не понимая. Ведь он почти не бранил ее, не сказал ничего такого, что могло бы ввергнуть ее в такое состояние. Это было невыносимо. Он быстро подошел к ней, взял на руки и отнес на кровать. Потом лег рядом с ней, сцеловывая слезы с ее лица до тех пор, пока она не забыла о них, забыла об обиде, о боли, забыла все, кроме наслаждения, которое он дарил ей. Она изголодалась по нему и страстно отвечала на его поцелуи, доводя его до неистовства.
Потом, когда они, умиротворенные, лежали рядом, он приподнялся над ней и сказал:
— Больше никогда не плачь. Мне это не нравится. У тебя нет причин плакать. Ведь я пришел к тебе, так? Разве я не доставил тебе удовольствие?
— Да, — ответила она, — конечно.
Он почувствовал, как желание нарастает в нем снова. Подходило время ленча. Кошмар: середина дня, а он не может от нее оторваться. С трудом он заставил себя встать.
— Больше не плачь, — повторил он и натянул штаны.
— Почему ты не можешь довериться мне, Дуглас?
— Ты говоришь чепуху.
— Помнишь, как я защищала тебя от Тони?
— Здесь ты ничем не поможешь.
Она села, подтянув к себе платье. Посмотрела на свои босые ноги, свисавшие с кровати, не доставая пола.
— Хорошо, Дуглас, я сделаю, как ты хочешь. Я больше не буду влезать в твои дела. Если с тобой что-то случится, мне будет очень жаль, но… как говорится, ничего не попишешь. Ты этого хочешь?
Он нахмурился. Нет, он не хочет этого, но, кажется, именно так он сказал.
— Я хочу, чтобы ты привела себя в порядок. Я голоден. Скоро позовут на ленч.
Он ушел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Она смотрела ему вслед.
— Merde, — сказала она.
Пробуждение было внезапным. Дуглас не знал, что его разбудило. Мгновение назад ему снилось тяжелое сражение под Пеной, французы подступали все ближе и ближе к его флангу — и вдруг он уже смотрит в темноту, сердце его гулко бьется. Он помотал головой и машинально похлопал рядом с собой рукой, ища Александру.
Рядом с ним было пусто. Он провел рукой по подушке, по простыням и наконец вскочил с кровати. Ее здесь нет. Она ушла. Его охватил панический ужас. О Боже, Джордж Кадоудэл похитил ее.
Нет, это абсурдно. Джордж не смог бы пробраться в его дом, сюда, в спальню, и схватить ее, не разбудив его. Нет, это невозможно.
Дуглас быстро спустился по ступенькам в холл, на ходу завязывая свой голубой бархатный халат, его босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру. Куда, черт побери, она могла уйти?
Он заглядывал в комнаты, попадавшиеся по пути, зашел в комнату для завтраков, потом в большую официальную столовую. Вернулся в центральный холл и задумался. Потом быстро пошел в сторону библиотеки. Он остановился, заметив полоску света под дверью.
Очень тихо он приоткрыл дверь и стал смотреть.
Александра сидела за столом, слева от нее стояла свеча, перед ней лежала книга. Она напряженно думала над чем-то, наморщив лоб.
Он уже хотел войти и спросить, что она здесь делает, как вдруг услышал ее тихий голос:
— Так вот что значит merde. Ну что ж, это вполне подходящее слово, Дуглас был прав. Оно дает выход гневу, и очень быстро.
Она повторила слово несколько раз, потом громко добавила:
— Конечно, от многократного повторения его воздействие не усиливается. Ну, давай, девочка, приступай.
Дуглас с усилием сдержал смех, стоя за дверью, потому что сейчас она начала громко повторять на очень плохом, но тем не менее узнаваемом французском:
— Я не уйду. Je ne vais pas. Он не уйдет. II ne va pas. Они не уйдут. Us ne vont pas.
Она смотрела перед собой. Что за черт?
Она пытается самостоятельно выучить французский. И все для того, чтобы помочь ему.
Дуглас стоял и смотрел на свою жену, медленно покачивая головой, пытаясь осмыслить то, что он увидел. Какая-то теплота и нежность разливались у него внутри — чувства, которых он раньше не испытывал. Это ощущение было новым для него и очень сильным, он и не подозревал о его существовании просто потому, что никогда не чувствовал ничего подобного и не догадывался, что ему чего-то не хватает.
Он продолжал смотреть на нее. Она сидела в своей девичьей белой рубашке, закрывающей ее от шеи до пят, рыжая коса была переброшена через правое плечо. Повторяя французские слова, она постукивала в такт руками. Свет от свечи отбрасывал тени на ее лицо, глаза ее светились, на волосах играли блики. Она повторяла одни и те же фразы снова и снова.
Он хорошо понимал по-французски, если хотел.
