Торн лег на спину. Крепкими руками, поймав ее бедра, он гладил ее тело, направляя снова и снова, пока она не легла на него. Ее груди опустились на покрытую волосами грудь Торна. Полностью расслабившись, Шана чувствовала, как он напряжен. Пораженная этим, девушка посмотрела на графа. Такая близость удивила ее и одновременно возбудила. Кровь закипала у нее в жилах, отдавая тяжелой болью в том месте, где их тела слились воедино. От такой волнующей близости Шана почувствовала, что горит как в огне.
Она приподнялась, смущенно воскликнула:
– Торн…
– Тише, – сказал он хрипло. – Тише, я научу тебя.
Черты его лица напряглись, глаза яростно горели. Ее охватило легкая дрожь, когда, наконец, она поняла его намерения. Ощущения невозможно было передать. Казалось, весь мир затаил дыхание. Одно движение бедер, и Торн вошел в нее. Она почувствовала его, словно они стали одним телом.
– Боже милостивый, – вырвалось у нее.
Но она поняла, что весь мир горит от страсти, отчего вспыхнула и сама. Инстинктивно Шана упала ему на грудь и закрыла глаза, двигая бедрами взад и вперед, задыхаясь от глубокого и свободного проникновения.
У Торна перехватило дыхание. Охваченный множеством других приятных ощущений, он заскрежетал зубами и замер, давая ей, возможность двигаться так, как она хочет, и чтобы она сама нашла темп движений. Шелковистые волосики дразнили его живот, когда она медленно наклонялась над ним. Торн обнял руками ее груди и приподнялся так, чтобы ласкать ее набухшие розовые сосочки, кончиком своего языка, целуя их. Он был так возбужден, что казалось, не выдержит этого. Ее плоть была такая горячая, гладкая, мягко обхватывала его ствол, словно атласом, крепко сжимая его и поглощая, затягивая внутрь своего тела.
Торн глухо застонал. Его руки скользнули к ее бедрам, а пальцы почти конвульсивно впились в мягкое тело принцессы. Граф страстно вошел в нее. Шана почти закричала от наслаждения, лишив его власти над собой. Он погружался в нее сильно и яростно, снова и снова сжимая ее в своих объятиях. И Шана охотно отвечала ему, изгибая и двигая свои бедра в одинаковом с ним ритме.
Он нашел ее губы и целовал страстно и жадно, погружая девушку в бездну наслаждений. Шана почувствовала, как внизу ее живота загорается огонь. Пламя разгоралось все сильнее с каждым его толчком. И вдруг солнечный свет, чистый и золотой, залил ее. Шана задрожала и закричала от удовольствия, достигшего своего апогея. Она испытала удивительный, восторг, который вознес ее высоко, освобождая от земных оков.
Торн тоже ощутил кульминационную развязку. Он глубоко погрузился в нее, так глубоко, что Шане показалось, что он пронзил ей сердце и душу. И его тело напряглось и задрожало, и девушка ощутила внутри себя горячий и пьянящий поток.
Затем она свернулась около него, чувствуя, как бешено, бьется сердце, ощущая мускусный запах любви, чувствуя его сильные объятия, крепко прижимавшие ее к своей груди.
Что-то произошло этой ночью. Это было больше, гораздо больше, чем соединение мужчины и женщины, чтобы испытать наслаждение. Шана чувствовала неуловимую связь с Торном, словно невидимая рука приковала ее к нему. Нет, не только ее тело, но и сердце, дух и душу.
У принцессы возник вопрос, почувствовал ли Торн то же самое? Девушку быстро и безжалостно охватило отчаяние, от которого в ее душе все содрогнулось, и исчезла радость. Но навряд ли она могла этого ожидать и надеяться… И верить.
Шана ошибалась. С самого начала Торн понимал, что его любимая жена была не такая, как большинство женщин, которых он знал. И только из гордости он говорил себе другое. Граф не уважал мужчин, которые теряли голову из-за женщин. Правда принцесса разжигала в нем страсть, и он не мог этого отрицать. Никогда он не желал женщину так, как свою жену. Ему стоило только посмотреть на нее, и кровь тут же закипала, – плоть напрягалась, и он начинал тяжело дышать.
Но Торн никогда не позволял этому чувству глубоко проникать и захватывать себя. И хотя связи с женщинами доставляли ему огромное наслаждение, они всегда оставались мимолетными и были не более чем развлечение.
Но Шана… С ней все было гораздо сложнее и намного больше, чем просто утоление животного инстинкта. Ночью она пошла ему на уступку, нет, это было больше, чем уступка. Торну показалось, что она испытывала не менее сильное желание, чем он.
Он мечтал, чтобы она сама захотела ему отдаться, нежная и податливая в его руках. Так и случилось. Он ласкал ее дерзко, даря такие ласки, какие только могло представить его воображение. Шана уступила его просьбе и доставила ему не меньше удовольствия. Его сводило с ума каждое движение ее тела, каждый крик от сладкой неги его поцелуев, вызывавших у нее трепет. А когда он заставил ее узнать его тело, она смущенно, нежными губами сделала это. Торн думал, что взорвется от наслаждения, которое доставили ему ее неискушенные ласки. А такого финала он никогда не испытывал ни с одной женщиной. И еще долго после того, как страсть улеглась, его не покидало ощущение, которое было гораздо больше, чем вожделение.
Но все же Торн чувствовал какую-то горечь, которая словно рана оставила след в его душе. Он снова и снова говорил себе, что должен быть доволен, ведь он никогда даже не мечтал, что она отдастся ему по собственному желанию. Но граф начинал понимать, что ему хочется большего, чем обладание ее телом. Ему хотелось завладеть ее сердцем…
Так как его уже было украдено.
Торн уже не мог дольше себя обманывать. Его жена, не желавшая его, забралась к нему в душу, словно ночной вор, и захватила то, что было не в его власти отдать, кому бы то ни было. Он не мог сопротивляться, даже не мог протянуть руку, чтобы остановить это. Так как дело уже было сделано.
Впервые между ними наступило перемирие, близость и дружба, которую он безмерно ценил. И ему не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончилось.
Но эта идиллия не может продолжаться всегда.
Послышался негромкий, словно булькающий ручеек, звук. Это камешек упал с мазанки. Этот звук прервал размышления Торна.
Де Уайлд набирал силы днем, и они с Шаной проводили время, наслаждаясь мирными картинами, которые их окружали. Лучи солнца просвечивали сквозь низкие нависшие облака над горными вершинами, отбрасывая розовато-пурпурную дымку у горизонта. Девушка и рыцарь постелили одеяло в тени большого дуба. Шана лежала, прижавшись к боку мужа, положив голову ему на плечо.
– Шана, – он негромко произнес ее имя. – Утром мы должны отправиться в Лэнгли.
Она встретила эту новость молчанием. Рядом с ним она лежала совершенно тихо. Они не говорили о конфликте между Англией и Уэльсом, не обсуждали причину своего пребывания здесь, в этой горной долине. Девушка почувствовала, как тяжесть навалилась ей на грудь. Торн словно ужалил ее и вызвал чувство обиды тем, что решил нарушить этот трепетный мир, который так неожиданно их окутал.
