— Ну и замечательно! — воскликнула она, подняв голову. Невольно отступая перед священником, Лиана была уже у самой кромки воды. Тут она остановилась, скрестив на груди руки, а прекрасное лицо ее, освещенное луной, излучало неподдельный восторг. — Один только год? Нет, целый год невыразимого счастья! Я люблю его, люблю всей душой и буду вечно любить, и за этот год взаимной любви я буду благодарна ему всю жизнь.
Сдавленный крик бешенства и отчаяния вырвался из груди священника.
— Вы клевещете на себя, — воскликнул он, — чтобы ублажить вашу трахенбергскую гордость осознанием того, что этот Майнау действительно хоть на мгновение, но у ваших ног… Вы не можете любить того, кто при мне и многих других обходился с вами с такой ледяной холодностью, который всему свету демонстрировал, что ему неприятно даже прикасаться к вам. Он оскорблял вас так, как может мужчина оскорбить женщину, желая сделать ей больно, и вы хотите уверить меня, что не чувствовали боли, не замечали оскорблений и не краснеете сейчас при воспоминании о них? Посмотритесь в это прозрачное зеркало! — Он указал на неподвижную поверхность воды. — Взгляните в ваши собственные глаза там! Вы ведь не сможете еще раз сказать, что за минутную прихоть осчастливите его упоительным блаженством любви!
Она действительно взглянула на воду, испытывая неописуемый страх, который вызывал в ней устремленный на ее лицо огненный взгляд священника.
— Вы ведь любите этот пруд, прекрасная баронесса, — сказал он негромко, как будто открывал ей тайну. — Вы как-то сказали, что предпочитаете его нежные волны моему прикосновению. Посмотрите, как он манит вас!
Она содрогнулась и с ужасом взглянула на него.
— Вы боитесь меня? — спросил он с сардонической улыбкой. — Ведь я ничего от вас не требую, кроме признания пред этим неподвижным зеркалом, что вы не настолько чувствуете влечение к «тому» и отвращение ко мне, как стараетесь уверить меня.
Она призвала на помощь все свое мужество и всю силу воли.
— Это неслыханно!.. По какому праву требуете вы от меня объяснений? Я протестантка, а не ваша духовная дочь; я — госпожа в Шенверте, а вы гость; я — женщина, свято хранящая верность, а вы — клятвопреступник. Я могла бы, продемонстрировав вам, что есть моя гордость, молча уйти, но так как вы угрожаете мне, знайте же: я не боюсь вас и презираю до глубины души уже потому, что вы осмеливаетесь так дерзко обсуждать и опошлять первую и единственную любовь женщины.
Лиана хотела было уйти, но сильные руки обхватили ее.
— Если я не могу, то и он не должен прикасаться к вам! — прокричал он.
Она хотела позвать на помощь, но горячие губы прижались к ее губам… затем толчок — и стройная женская фигурка мгновенно полетела в расступившиеся воды пруда… Страшный крик пронесся над водой, но это был голос не утопавшей, а бежавшей из аллеи служанки. Следом за ней бежал егерь.
— Мы все видели, бессовестный убийца! — крикнула девушка и не помня себя протянула руки, чтобы удержать убегавшего священника. — Спасите, спасите! Держите его!
Он оттолкнул девушку и как безумный бросился бежать и вскоре скрылся из виду.
Между тем Даммер добежал до пруда и сбросил с себя верхнюю одежду. В этом месте берег был не топкий и почти отвесно уходил в воду, а глубина здесь была большой. Вода у берега была неподвижна и прозрачна, как и на середине пруда. Сначала вода сомкнулась над головой Лианы, но вскоре на поверхность всплыло ее белое платье. Оно, подобно блестящим крыльям сказочного лебедя, широко раскинулось по поверхности воды, а затем показалась и откинутая назад женская головка. С нее струилась вода, в волосах при лунном свете сверкали изумруды. Это было волшебное зрелище! Вскинутые над водой белые руки напрасно искали точку опоры, и только теперь из уст молодой женщины вырвался крик о помощи. Тяжелая ткань, не пропускавшая воду, пока держала ее.
Егерь хорошо плавал, но ему пришлось проплыть порядочное расстояние — толчок священника был настолько силен, что несчастную женщину отнесло далеко от берега. Даммеру, однако, удалось поймать ее за руку в тот момент, когда она снова начала погружаться в воду. Он подхватил ее и медленно доплыл с нею до берега. Не успел он стать на землю, как уже бежали к ним по разным тропинкам люди. Жуткий крик девушки был слышен как в индийском домике, так и в вестибюле замка. Лен, прибежавшая не разбирая дороги, видела, как ее госпожа чуть не погрузилась в воду второй раз; лакеи же из замка примчались как раз вовремя, чтобы вытащить на берег лишившуюся чувств Лиану.
Лен стояла на коленях на траве и поддерживала голову молодой женщины. Она громко кричала и плакала, в то время как девушка прерывающимся от рыданий голосом рассказывала лакеям о случившемся. Девушка сняла свой нарядный белый батистовый передник и нежно отирала им воду с лица и плеч своей госпожи. Это освежающее прикосновение и громкий плач ключницы постепенно привели в чувство Лиану.
— Тише, тише, Лен! — прошептала она, приподнимаясь. — Не нужно тревожить барона!
С приветливой улыбкой протянула она руку своему избавителю, и он помог ей подняться на ноги. У нее кружилась голова.
Лиане казалось, что деревья гнутся под напором сильного ветра, дорожки изгибаются причудливыми зигзагами, а кругом нее стелется густой туман, и она не решалась идти. Однако Лиана пересилила себя и направилась к замку. Дорогой она испуганно нащупала книжечку на цепочке: слава Богу, важный документ не остался в пруду!
Головокружение прошло, и она чувствовала себя все лучше и лучше. Лиана шла теперь быстрым шагом и время от времени оборачивалась к сопровождавшим ее людям и прикладывала палец к губам, когда слышала возглас негодования.
В вестибюле суетилась прислуга. Все знали, что случилось что-то неслыханное, но никто не мог сказать, что именно и где. Лакеев не было в вестибюле, страшный отдаленный крик был слышен в кухне и коридорах, кучер гофмаршала клялся, что видел собственными глазами, как его преподобие «точно бешеный» пронесся через усыпанную гравием площадку и исчез за северным флигелем… Ко всему этому из комнат баронессы беспрерывно доносился взволнованный, дрожащий от гнева голос гофмаршала, временами прерываемый молодым бароном, который говорил то убеждающе, то грозно.
И вот Лиана вошла в вестибюль. Ее лицо было бледно и неподвижно, как у восковой фигуры; с кос на мокрое платье капала вода, а длинный шлейф оставлял за собой темную полосу на мозаичном полу. Она походила на русалку, явившуюся с морского дна за человеческой душой…
