class="p1">— Интересно, как там дела у Галена? Если бы не плечо, я мог бы помочь на пастбищах…
— Боли все еще не прошли?
— Да вроде проходят. Только в постели тяжело устроиться удобно. Впрочем, я всегда беспокойно спал…
В это мгновение на кухне показался Песочек, держа в зубах ботинок. Щенок направился прямо к Ноле. За ним показались заспанные Шеннон и Тилли.
— Вот так радуется любой собственник, — засмеялась молодая женщина, указывая Вэйду на собачку. — Дала ему вчера ботинок, чтобы оставил меня в покое, а он теперь не может с ним расстаться. Может быть, Песочек считает, что это добыча?
Она почесала щенка за ухом, и он тут же упал на спину, подставив ей бархатное брюшко, при этом Песочек уморительно старался не выпустить из зубов ботинок. Нола услышала, как наверху кто-то смеется. Она подняла глаза и махнула рукой молодым женщинам, стоявшим на балконе, чтобы спускались вниз.
На кухне Нола, не откладывая, показала Лиззи и Нэнси, как готовят на плите, и они общими усилиями поджарили глазунью и испекли лепешки. Аборигенки споро работали, а англичанка решила использовать этот урок кулинарии для того, чтобы они выучили несколько слов. Она показывала пальцем на муку, на яйца, на кувшин с водой и четко произносила все названия. Аборигенки, в свою очередь, называли все это на своем языке.
Когда завтрак был готов, Нола взяла поднос и направилась к лестнице. Женщины тревожно смотрели ей вслед, особенно Мэри, которая к плите не подходила — нянчила новорожденную дочку. Они все еще чувствовали себя в безопасности только в ее присутствии.
Уже при первом взгляде на Ленгфорда Райнхарта учительница поняла, что его настроение лучше не стало.
— Как можно спать, когда половину ночи лает собака? — вместо пожелания доброго утра она услышала этот вопрос.
Нола еще на лестнице поклялась себе, что вытерпит любые придирки.
— Песочек еще щенок. Подрастет и станет отличной собакой.
— Ребенка я тоже слышал.
— Девочка немного попищала утром, когда проголодалась. Это чрезвычайно спокойный ребенок.
— И всю ночь у меня болело колено.
— Я вам оставила лекарство на ночном столике. Если вы выпили отвар, боли должны были уменьшиться. Давайте посмотрим ваше колено. В акушерстве я совсем ничего не смыслю, а разбитых коленок за свою жизнь видела немало, — Нола поставила поднос с завтраком на столик.
И Райнхарт позволил ей осмотреть свое колено!
— Похоже на то, что ваши дела получше. Отек спадает.
— Я не могу согнуть ногу. И спина болит.
— Вы очень сильно ударились, когда упали. Неудивительно, что у вас все болит. Заживет. Ваше счастье, что обошлось без сотрясения мозга и без переломов.
— Да уж, конечно, счастье, что у меня все болит.
Нола Грейсон сцепила зубы. Постоянные жалобы и придирки хозяина поместья вызывали у нее одно желание — как следует дать по голове или по крайней мере поведать об этом своем желании. Она не намерена весь день слушать жалобы Ленгфорда Райнхарта!
— Ну когда же вы прекратите это нытье? Я с трудом могу представить себе, что когда-то вы были готовы работать день и ночь и могли преодолеть любые трудности.
— Кто вам об этом сказал?
— Мистер Хетфорд.
— Это было давно. Тогда у меня была совсем другая жизнь…
— Ваш характер с тех пор изменился к худшему. Мне очень жаль, потому что вы создаете проблемы не только другим, но и себе. Вэйд Дэлтон тоже плохо спал из-за болей в плече, но я не слышала от него ни одной жалобы. Он не жаловался ни на плечо, ни на собаку, ни на ребенка, ни на что-либо другое, хотя мог что-нибудь поискать. Я советую вам брать пример с Вэйда.
У Ленгфорда Райнхарта отвисла челюсть. Не ожидая отповеди на этот совет, Нола повернулась и вышла из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Впрочем, она тут же пожалела, что вела себя со стариком так несдержанно. «Нужно быть терпеливее», — внушала себе молодая женщина. Но ведь он постоянно старается вывести ее из себя! К тому же ее очень мучил зуд, а хуже всего было то, что Шеннон тоже пожаловалась на то, что у нее чешутся ручки.
Нола Грейсон начала убираться в доме и в первую очередь вытерла всю мебель, но через час пыль лежала на прежнем месте. Это привело молодую женщину в уныние.
Повсюду эта несносная пыль! Тем не менее учительница была полна решимости истребить ее и принялась за работу, дав тряпки и обеим аборигенкам. Позднее к ним присоединилась Мэри. Они мыли все подряд — полы, стены. Нола взялась за плиту и не отошла от нее, пока та не стала хирургически чистой. Очень досаждало, что и в главном доме, как и во флигеле, были муравьи. Гален Хетфорд сказал ей, что они ищут воду, но англичанка решила, что им придется заняться этим где-нибудь в другом месте, а не у нее на кухне. Лиззи и Нэнси подмели веранду. Шеннон и Тилли играли поблизости с Песочком. Пока все женщины приводили в порядок главный дом, Вэйд трудился во флигеле, ремонтируя то, что еще можно было отремонтировать, и утилизируя то, что использовать не представлялось возможным.
Аборигенки все это время косились на Нолу, когда она чесала руки. Шеннон тоже почесывалась. Лубрас пошептались, и Мэри отправились наверх. Через пять минут она вернулась и протянула Ноле какую-то пасту, завернутую в листья эвкалипта. Они жестами показали учительнице, что ей нужно намазаться этим очередным лекарством аборигенов и намазать Шеннон.
Нола нанесла его на руки и практически сразу почувствовала прохладу, кожа тут же перестала зудеть. Проверив на себе это средство, оказавшееся столь чудодейственным, учительница намазала Шеннон. Да, им есть чему поучиться у племени вана-мара.
После обеда на ферме появился Орвал Хайд. К удивлению Нолы, сзади к его телеге была привязана коза.
— Коза! — Англичанка обрадовалась ей, как любимой подруге. — Вы привели ее нам?
— Да, если хотите. Молоко и сыр вам будут не лишними, хоть у вас и есть корова.
Орвал, улыбаясь, отвязывал рогатую.
— Ее зовут Нелли. Она иногда бывает зловредной, но молока дает много.
— Как хорошо, что вам пришла в голову такая мысль, Орвал! Коза нам кстати. Я знаю, что козье молоко очень полезно детям.
— А у вас, как я вижу, прибавление, — Хайд показал на аборигенок и на Тилли. — Как дела у Ленгфорда?
Нола Грейсон поняла смысл этого вопроса. Мнение Райнхарта о том, что женщинам нет места на его ферме, а аборигенам на его земле, ни для кого в округе не было секретом.
— Мистер
