Зоя обняла мужа, но он мягко освободился.
– Прошу меня простить, – сказал он. – Мне нужно время. Ты привыкла быть почти убитой. Для меня это новый опыт.
Он отошёл в сторону, придвинул кресло к огню и сел. Закрыл лицо руками.
Зоя села у его ног на ковёр по-турецки. Она подождала, пока его дыхание станет ритмичным и он успокоится.
– Двадцать лет, – произнесла она. – Долгое время. Твои родители были живы, когда он начинал работать здесь.
– Да, – Люсьен не поднимал головы. – Он начинал посыльным. Его отец служил здесь лакеем, но умер молодым.
– Значит, Харрисон был почти членом семьи, – сказала она. – Неудивительно, что ты скорбишь по нему.
– Я не скорблю, – возразил он. – Я хочу, чтобы его повесили.
– Он был здесь, когда были живы твои родители и Джерард. Он был здесь всё это время, когда я пропала. Он был частью твоей жизни…
– И я доверял ему. Безоговорочно. А он предал моё доверие. Да, да. Я знаю. – Он поднял голову. – Во многих отношениях Харрисон был идеальным слугой. Я не могу удержаться от мысли, насколько идеальным был бы он, если бы я уделял внимание делам.
– Возможно, – сказала Зоя. – Что бы ни случилось, мусульмане говорят, что это воля Господа. Они бы сказали, что по воле Бога твой слуга впал в грех и обокрал тебя. Они бы сказали, что по воле Бога он прибег к насилию, вместо покаяния, когда его разоблачили. И мне вот интересно, может быть, ты думаешь, что Бог это ты? Думаешь, твоя вина в том, что этот человек обратился в грешника, потому что ты смотрел в другую сторону. Что ж, возможно, такое случается, когда кто-то является герцогом и все ему подчиняются. Он полагает себя Господом Богом.
– Я не полагаю… – Марчмонт не договорил.
Зоя промолчала.
Он долгое время смотрел на неё пристально:
– Ты мне говорила, что умеешь танцевать, петь, слагать стихи. Ты говорила, что знаешь, как доставить мужчине наслаждение. Говорила, что можешь справиться с хозяйством – и даже с евнухами. Но ты не упоминала, что можешь вести философские диспуты в том числе.
– Пребывание в гареме оставляет женщинам много времени на размышления, – сказала Зоя. – Я думала об этих вещах. Особенно много я думала о том, как мыслят мужчины. А самое важное для меня – то, как мыслит мой мужчина.
– Или не мыслит.
Она улыбнулась, откинулась назад и положила голову ему на колени.
– Я рада, что вышла замуж за тебя, потому что у тебя доброе и щедрое сердце. Ты так зол на своего слугу, ты ненавидишь его и всё же оплакиваешь его, думаешь о способах, которыми ты мог бы предотвратить случившееся. Пока ты думал об этом, я думала о том, как жестоко обошлась с тобой судьба, отняв у тебя родителей и брата. Я знаю, ты пытался закрыть своё сердце. Но для меня ты не закрыл его, и не закрыл даже для этого человека, который бесчеловечно предал тебя. Я больше не возражаю против того, что люблю тебя.
Зоя почувствовала, как оцепенело его тело. Она понимала, что атмосфера меняется.
Она почувствовала, как его пальцы запутались в её волосах.
Люсьен прочистил горло.
– Зоя, думаю, ты сказала, что любишь меня.
– Я так сказала. Я действительно люблю тебя. Всем сердцем.
– Понятно. – После длительной паузы он заговорил снова. – Как долго это продолжается?
– Не знаю, – ответила Зоя. – Иногда мне кажется, что это началось очень, очень давно.
– Ты могла бы упомянуть о своих чувствах.
– Мне не хотелось поощрять их, – сказала она. – Я думала, что это плохая идея.
Марчмонт засмеялся.
Она посмотрела на него.
– Я чувствую тоже самое, – сказал он. – В точности.
Она сняла его руку со своей головы, поднесла к губам и поцеловала каждый сустав. Она бы пошла и дальше, но появился слуга и сказал, извиняясь, что внизу офицер с Боу-стрит, который ожидает, чтобы поговорить с его светлостью.
Это были длинная ночь и долгие две недели для герцога Марчмонта.
Харрисон был обязанностью, которую невозможно было переложить на кого-то другого. Марчмонт поехал на Боу-стрит и предоставил улики на предварительных слушаниях. Харрисона отдали под суд и отправили в Ньюгейтскую тюрьму. Суд начался немедленно, как было заведено, и присяжные быстро признали Харрисона виновным. Поднимался вопрос об его психическом здоровье, но его манеры оставались прежними. Судья и присяжные наблюдали речь и поведение безупречного служащего. Судья приговорил его к повешению вместе с миссис Данстан.
Чего и хотел Марчмонт, как он говорил. Чего и заслуживал этот человек.
И всё же…
И всё же…
И всё же снова был Шекспир.
Герцог объяснил это герцогине после того, как они вместе отужинали в его комнате тем вечером. После дней проведённых в суде и за рассмотрением последствий судебного процесса, Марчмонт был не в настроении, чтобы видеть кого-либо ещё.
Слуги убрали столик и остатки ужина. Хозяин с хозяйкой уютно сидели вдвоём у камина, в креслах, придвинутых друг к другу.
– И снова на ум мне пришёл Шекспир, – говорил он, – и тот проклятый монолог из Венецианского купца. Не действует по принужденью милость, и так далее.
– Я не помню, – сказала Зоя. – Расскажи.
Он продекламировал монолог Порции.
Глаза Зои наполнились слезами.
– О, Люсьен.
Она протянула ему руку, которую он принял, и Марчмонт был благодарен тому, что женился на женщине, которая его понимает.
– Что я мог сделать? – сказал он. – Я говорил, что хочу его повесить, но когда дело дошло до этого, и судья надел черную шапочку[13], я пал духом. Знаю, ты веришь в то, что Харрисон сам выбрал свой путь – но мне не дано знать, повёл бы он себя иначе, если бы я выбрал действительно быть герцогом Марчмонтом вместо того, чтобы притворяться, что это не так.
– Если, если, если… – мягко сказала она. – Кому известны ответы на все «если бы»?
– Мне не известны, – проговорил Люсьен. – И поскольку я не знаю, то должен сомневаться в пользу Харрисона. Я нанёс визит Принцу-Регенту и просил его о снисхождении для моих слуг. Приговор будет заменён на ссылку.
Она отняла у него руку, и на мгновение он подумал, что, возможно, в конце концов, она не поняла.
Но Зоя освободилась только для того, чтобы встать с кресла и забраться ему на колени. Она уткнулась головой ему в шею. Марчмонт обнял её, гладя волосы, и вдыхая её аромат с молчаливой благодарностью. Зоя была живой и тёплой в его объятиях. Она принадлежит ему, и она его понимает.
– Хорошо быть герцогом, – сказала она нежно. – Хорошо быть приближённым к Принцу-Регенту. Одним своим словом ты можешь спасти жизнь мужчине и женщине, подарив им ещё один шанс.