Турнемин перевел дыхание, подыскивая, что еще можно им сказать, когда откуда-то из самой середины толпы хриплый злобный голос выкрикнул несколько непонятных слов. Негр в белой простыне, стоявший неподвижно, пока Турнемин говорил, повернулся, отыскивая глазами того, кто кричал. Было заметно, что он колеблется.
Этот, по крайней мере, точно понимал по-французски…
Великан хотел возобновить свою молитву, но тут раздался еще крик, потом еще. Крики ненависти и ярости крепли и крепли…
— Отступать, — посоветовал вполголоса Понго. — Возвращаться в дом. Они сейчас нападать…
— А может быть, нет…
— Моя говорить да… Моя хорошо знать дикая толпа рокотать ярость. Красный или черный — нет разница! Быстро!
И тут же брошенное чьей-то невероятно сильной рукой мачете просвистело возле них и вонзилось, угрожающе задрожав, в столбик веранды.
Дискуссии пора было сворачивать. Пришло время говорить оружию. Жиль прыгнул к двери, запер ее за собой и, взяв свое ружье, занял боевую позицию.
— Вы отважный человек, — буркнул Финнеган, — но это было безрассудством. Все равно, что бурю уговаривать… Положимся на Господа!
Надеюсь, в раю можно достать рому.
Дикий вопль сотен голосов прорезал ночь.
Снова бешено забили барабаны, и земля затряслась от топота бегущих ног. Толпа бросилась к дому. Словно море голов стекало с холма.
— А со стороны реки как дела? — спросил Жиль.
— Они… они переправляются, — с трудом выдавил из себя Менар — горло у него пересохло.
— Стреляйте, если сочтете нужным…
Первый меткий залп уложил наповал четырех бежавших впереди, но это не остановило остальных. Они просто перепрыгивали через неподвижные тела.
— Они нас затопят, — вскрикнул Жиль.
— Нет, — поправил Финнеган. — Они нас сожгут.
И действительно, в первых рядах осаждающих было немало факельщиков. Они подбегали метров на шесть-семь и швыряли факелы, а сами удирали, не стремясь подставлять грудь под пули.
И тут случилось чудо. Раздался громовой голос, такой мощный, что, казалось, он исходил из чрева земли или долетал с вершины деревьев. Голос гремел над землей, как колокол, он произносил что-то на незнакомом, наверняка африканском языке, и толпа в ужасе застыла. И даже отступила, как откатывается волна, оставив на песке несколько черных трупов. Рабы вернулись на свои прежние позиции.
— Что это было? — пропищал Мулен. — Чей это голос? Может, Господа?
— Не исключено, раз он нас спасает, — сказал Жиль. — Смотрите сами! Откройте ставни, зрелище того стоит…
На освободившейся площадке перед домом, откуда только что отхлынули нападавшие, показался черный колосс; его мощные мышцы блестели в лунном свете, он предстал во всей своей звериной красе, прикрытый лишь узкой льняной набедренной повязкой… да бинтами на ноге. Это был Моисей, а громовой голос его усиливал одолженный, вероятно, у капитана Малавуана бронзовый рупор.
Расставив ноги, он словно врос в землю, и, хотя никакого оружия, кроме невероятно сильного тела и мощного баса, у него не было, толпа покорилась: рабы смотрели на него с суеверным страхом и гнулись под звуками его глотки, как трава под ураганным ветром.
— А я-то думал, что он немой! — прошептал Жиль. — Но как он тут оказался? Чудо… настоящее чудо! Хотел бы я знать, что он им говорит…
— Он говорит, господин, что ты добрый и справедливый, что таких белых, как ты, он еще не встречал, что ты спас его из морской пучины, от акул и от работорговца, что ты готов был за него сражаться, а потом выхаживал его, как брат… Он говорит, что ты Божий посланник, и на всякого, кто тебя коснется, падет страшное проклятие…
Это очнувшаяся от сна Дезире вышла из кухни. Она подошла к Жилю, встала на колени и поцеловала ему руку.
— Прости меня, господин! Я не знала… и не могла ослушаться приказа.
— У тебя не было причин не выполнять его.
Встань, Дезире. Теперь ты будешь служить мне, а точнее, моей жене…
— С радостью, если она похожа на тебя…
— Интересно, удастся ему их убедить? — спросил Финнеган, внимательно наблюдавший за величественным спектаклем, разыгрывавшимся у них на глазах. — В толпе есть зачинщики, их вряд ли уговоришь… А потом, этот ваш спасенный из волн для них чужак.
— Конечно, — ответила Дезире. — Но он говорит на их родном языке, и к тому же, его речь — речь великого африканского вождя. За ним стоит могущество наших предков.
Но тут, как и предвидел Финнеган, снова раздались те самые злобные голоса, стараясь разрушить чары, с помощью которых Моисей завладел соплеменниками. Если рабы их послушают, колосса снесут, несмотря на всю его мощь. Вот уже те, что склонились в первых рядах под звуками его вырывавшегося из бронзового рупора голоса, снова подняли головы. На лицах недоумение и нерешительность. Чудо, которое, казалось, спасло Турнемину и его спутникам жизнь, вот-вот исчезнет и на алтарь кровожадных божеств будет принесена еще одна жертва…
Но вдруг снова наступила тишина. Толпа расступилась, как когда-то океан перед еврейским народом, и в образовавшемся коридоре показались две девушки в белых одеждах со свечами в руках. За ними шла величественная негритянка, высокая, сильная, в длинном красном одеянии и с удивительным головным убором из черных и красных перьев, делавшим ее еще выше. Она опиралась на посох из черного дерева, похожий на епископский жезл, но рукоять его изображала поднявшуюся на хвосте, изготовившуюся для броска змею. Женщина в красном приближалась. И рабы склонялись перед ней…
Турнемин не успел расспросить Дезире. Ее узнал Финнеган.
— Да это Селина! — воскликнул он. — Я давно подозревал, что она мамалой.
— Что это такое? — спросил шевалье.
— Мамалой — жрица богов Вуду.
— Седина — старшая жрица, — тихо сказала Дезире. — Нет на острове раба, который бы ее не слушался. Если она подойдет к хозяину, он спасен.
— Но где она была все это время? Доктор говорил, она работала в доме кухаркой?
— Селина пряталась. Она сбежала, когда Легро продал домашних рабов. Он не имел права ее продавать, она «свободный человек саванны». Но старик Саладен тоже, а Легро все же его продал… и Саладен повесился…
Окидывая взглядом шоколадных глаз теперь уже окончательно покоренную массу людей. Седина подошла к Моисею и положила ему на плечо царственную руку, потом громко произнесла какую-то отрывистую фразу, которая произвела удивительный эффект: спокойная и молчаливая до того толпа вдруг заволновалась, образовала несколько водоворотов и, словно вулкан, выплевывающий лаву, выбросила четыре группки людей, а те в свою очередь швырнули к ногам жрицы четырех отбивавшихся чернокожих.