— Мы обвенчаемся сегодня же, — заявил он глухим голосом. — Я хочу явиться к деду, а потом к матери не один, а с женой.
— А может быть, лучше сначала получить благословение боярыни Ксении? — осторожно спросила Дарина.
— Зачем? Я уверен в согласии моей матушки.
Дарина тоже не сомневалась, что свекровь их благословит. Ведь Ксения, считавшая, что Антон стал монахом, даже не могла надеяться на то, что Святослав обретет в его лице законного отца; теперь же возвращение сына будет для боярыни двойной радостью.
— Мы обвенчаемся сегодня здесь, в Суроже, — предложил Антон. — Сейчас же пойдем в греческую церковь, а Мартын с Антонием будут свидетелями.
Он прижал руки Дарины к своей груди, а потом поцеловал ее в губы, но не страстно, какделал это ночью, а бережно, как почтительный жених целует застенчивую невесту. И в этот миг Дарина почувствовала, что сквозь облик нынешнего Фьяманджело проступают черты прежнего Антона, с его духовностью и благоговейным пылом.
В тот же день они обвенчались, и в Кафу отправились уже мужем и женой.
Древняя Феодосия, которая была когда-то славным греческим полисом, уже почти пять веков как пришла в упадок, постепенно обветшав и превратившись в незначительное поселение с убогими хижинами.
Генуэзцы, обосновавшиеся здесь совсем недавно, еще не успели сколько-нибудь преобразить город, которому дали теперь имя Кафа, но оживление, связанное с приходом новых хозяев, было уже заметно. Строительные работы начинались тут и там, превращая опустевшие предместья в шумный и многолюдный базар, заполненный телегами, грудами камня и кирпича, досками, мешками и корзинами.
После двух дней пути по красивой дороге вдоль моря и гор Дарина с некоторым разочарованием ступила на узкие и пыльные улочки заброшенного селения, которому еще только предстояло стать городом — возможно, более блестящим, чем напоминающая о себе древними развалинами греческая Феодосия.
Впрочем, рядом с Антоном Дарине все казалось красивым, интересным и полным высшего смысла. Ей хотелось только одного: поскорее разрешить все трудности и отправиться вместе с мужем домой, к сыну и матери.
Один раз Антон признался Дарине, что побаивается встречи с Микеле Каффаро, на что она тут же заметила:
— Ты обязательно понравишься ему, он будет тобою гордиться. Ведь тебя невозможно не полюбить. И он поверит тебе, я об этом позабочусь.
— Для меня главное, чтобы ты верила в меня, жена, — улыбнулся Антон.
— О, во мне ты можешь не сомневаться, муж мой, — прошептала Дарина, глядя на него сияющими глазами.
Впервые в жизни слово «муж» не казалось ей тягостным и суровым, как в браке с Карпом и Лукьяном, а звучало для нее волшебной музыкой. Дарина с гордой радостью поглядывала на Антона и удивлялась тому, что природа и судьба сотворили чудо, подарив ей встречу с мужчиной, в котором соединились для нее влечение души, ума и тела. И это случилось, когда она уже потеряла надежду на истинную любовь. «Пока дышу — надеюсь», — прошептала Дарина заветные слова и, встретившись глазами с Антоном, почувствовала, что и он подумал то же самое.
Дом, где обосновался аббат Микеле Каффаро, был единственным в Кафе добротным каменным строением. Видимо, раньше он принадлежал какому-нибудь местному богачу, но после того как земля была продана генуэзцам, этот дом тоже перешел к ним.
У входа дежурили стражники с алебардами, которыми они тотчас преградили дорогу нежданным гостям.
— Нам с женой надо срочно переговорить с синьором Каффаро, — объявил Антон. — Клянусь, он будет рад нашему визиту.
Стражники подозрительно оглядели молодую пару, сопровождаемую двумя православными монахами — Мартыном и Антонием. Видимо, по осанке и одежде незнакомцев один из стражей понял, что супруги — люди не простые, и нехотя пояснил:
— Наш господин болен и никого не принимает.
— Доложи господину, что его желает навестить родственник по очень важному делу, — сказал Антон.
Привратники переглянулись и, кажется, немного заколебались, но тут подошел начальник стражи и с кривой усмешкой заметил:
— Ты не можешь быть родственником синьора Каффаро. Я тебя знаю: ты Фьяманджело, бывший пират, а у аббата все родственники — люди благочестивые.
Дарина быстро шепнула Антону: «Кольцо!» Он показал начальнику стражи свою заветную драгоценность и пояснил:
— Скажи аббату, что у меня есть перстень, который он шестьдесят лет назад отдал кому-то в Константинополе.
— Давай я покажу ему твой перстень, — протянул руку недоверчивый страж.
Антон взглянул на Дарину, и она глазами предостерегла его от неосторожности.
— Я не могу снять его с пальца, — заявил Антон. — Скажи, что кольцо старинное, фамильное и на нем есть надпись «Dum spiro spero».
Собеседник, видимо, наслышанный, что с Фьяманджело лучше не ссориться, пошел в дом самолично, не доверяя поручение своим подчиненным. Скоро он вернулся и с некоторым удивлением сообщил:
— Господин согласен вас принять. Входите вы двое, без своей свиты. — Он придирчиво оглядел Антона, чтобы удостовериться, что у незваного гостя нет при себе оружия. — Идите, фра Гаспаро вас проводит.
Последнее относилось к высокому и хмурому католическому монаху, который появился на пороге, словно молчаливая тень, и жестом пригласил Антона и Дарину следовать за ним.
С невольной робостью Дарина вошла в дом человека, от которого сейчас во многом зависела судьба ее и Антона. Миновав несколько комнат, обставленных с суровой простотой, посетители оказались перед дверью епископской опочивальни. Фра Гаспаро первым вошел в нее, сказал несколько слов хозяину, а потом повернулся к гостям:
— Святой отец ждет вас. Но не утомляйте его разговорами.
В опочивальне царил полумрак, шелковые занавески висели на окнах, ковры на полу заглушали звук шагов. Эта комната, в отличие от других, не напоминала монашескую келью, здесь присутствовала даже некоторая роскошь. Дарине показалось удивительным собрание такого количества красивых и редких вещей в доме, который находился в заброшенном уголке Тавриды, вдали от богатых и просвещенных городов Запада и Востока. Но впрочем, это обстоятельство лишь подтверждало, что генуэзцы верят в будущность Кафы, а потому обосновываются тут прочно и надолго.
На двух резных столиках красного дерева лежали книги в драгоценных переплетах. В изящном шкафу стояли богато инкрустированные ларцы и старинные вазы, стены украшала роспись.
Дарина вспомнила рассказ о том, как еше в Константинополе Микеле Каффаро прятал у себя в тайнике прекрасные иконы и сосуды. Видимо, любовь к изделиям искусных мастеров сопровождала его всю жизнь.
