– Что ты скажешь военным официальным властям? Они считают тебя мертвым.
Казалось, что все, что мог делать Кристи, это задавать вопросы.
Джеффри стал растирать правой рукой свою левую руку.
– Я скажу им, что моя память удивительным образом восстановилась, когда я вышел из больницы. Ха-ха! Они, возможно, не поверят, как и жена, но, ты знаешь, меня это меньше всего заботит.
Кристи обнаружил, что встал на ноги, и услышал, словно со стороны, свой собственный голос:
– Я должен идти. Я приду снова, но сейчас я должен идти. Зови меня в любое время, если я смогу… если тебе что-нибудь понадобится…
Он тупо остановился. Что может Джеффри потребоваться от него? Что он может дать?
Джеффри странно на него смотрел.
– Ну иди, – сказал он, снова разозлившись. Он похлопал по диванной подушке рядом с собой. – Я думаю лечь, хочу немного поспать перед обедом.
Кристи остановился в дверях.
– Может быть, мне зайти к доктору Гесселиусу по дороге домой? Попросить его зайти и проведать тебя?
– Нет, Бога ради, не надо больше докторов. У меня есть мои маленькие пилюли. – Джеффри хлопнул по карману. – Я просто устал, вот и все. Это был беспокойный день. Знаешь, Одиссей вернулся из странствий. – Он снова показал зубы в попытке ухмыльнуться. – Не слишком удачное сравнение, верно? В роли Пенелопы моя жена оставляет желать лучшего, не так ли?
Кристи вышел, не отвечая.
***
Надгробный камень в память о Джеффри был расположен так далеко от могилы его отца, как только позволяли скромные размеры семейного кладбища. В прошлом ноябре Энни казалось, что ему бы так хотелось.
Д’Обрэ
Джеффри Эдуард Верлен, 8-й виконт
12 марта 1823 – 5 ноября 1854
Отныне упокоен.
Отныне упокоен. Не совсем. Как он оценит мрачную иронию этого камня, когда увидит его! Она надеялась, что ее не будет поблизости, когда это произойдет: юмор Джеффри всегда угнетал ее, а его горький сарказм просто убивал.
Приди ко мне, Кристи, молилась Энни с закрытыми глазами, но, когда она их открыла, его не было на мощеной дорожке или на гребне холма по дороге от дома. Садящееся за темные деревья солнце выглядело холодно и равнодушно на белесом небе; она задрожала и натянула плотнее шаль на плечи. Пожалуйста, приди, Кристи. Она погрузилась в безжизненное оцепенение.
Становилось холоднее, темнее, но она не двигалась. Еще был шанс. Шуршание камешков заставило ее поднять голову. Прижав ладони к щекам, она встала с холодной каменной скамьи, ощущая надежду. Он прошел к ней через ворота, которые она оставила открытыми для него. Но он остановился у дальнего края камня Джеффри и не подошел ближе.
Энни почувствовала, как прихлынувшая было теплая кровь отливает от лица. Она протянула руки, шепча:
– Ты можешь меня коснуться? – Он не ответил; его прекрасные глаза потемнели от отчаяния. – Боже мой, Кристи, неужели ты не можешь меня коснуться?
– Энни…
В одном этом слове, ей показалось, она услышала сожаление и повернулась к нему спиной, закрыв глаза. После всего что случилось, это было самым страшным. Руки Кристи, внезапно взявшие ее за плечи, не принесли облегчения. Она вырвалась, обхватив себя руками. До сих пор она не плакала. Теперь жгучие слезы заклокотали у нее в горле, в груди – везде, кроме глаз, которые оставались совершенно сухими.
– Не надо, Энни, – умоляюще попросил он, снова дотрагиваясь до нее. – Ради Бога.
Она вскинула голову и набросилась на него:
– Ради Бога? Не говори мне о своем Боге, Кристи. Это его наказание нам, так?
– Нет, так я не думаю.
– А я думаю! Я ненавижу твоего Бога. Отвратительный, жестокий, мстительный…
– Нет. – Он взял ее за плечи, стараясь удержать на месте. – Энни, послушай меня.
– Мы согрешили, Кристи, и это его мщение. Потому что мы любили друг друга!
– Остановись, ты знаешь, что это неправда.
– Тогда докажи. Поцелуй меня.
Она обхватила его, хотя видела страдание в его глазах и знала, чего ему будет стоить дотронуться до нее теперь.
– Проклятие, проклятие! – причитала она, тряся его в исступлении.
Его холодный рот опустился, успокаивая ее. Она прижалась теснее, обхватив его голову. Теперь слезы слепили ее. Чтобы возбудить его, она страстно втолкнула язык между его зубов, делясь вкусом соли. Она нащупала его руку и сильно прижала ее к своей груди. Его дыхание стало прерывистым, но он стоял неподвижно, не уклоняясь, вынося все для нее. Она просунула руку между их плотно прижатых друг к другу тел и дотронулась до него через брюки; его плоть ожила у нее в руке, и она познала тяжкую победу.
– Возьми меня, – приказала она хриплым шепотом; она так сильно дрожала, что едва держалась на ногах. – Возьми меня прямо на его проклятой могиле!
Он готов был взять. Она видела это в его глазах, чувствовала в его руках, отчаянно обнимающих ее. Даже ценой гибели собственной души он собирался дать ей то, что она считала своим по праву.
Она оттолкнула его, пока могла, держа его на расстоянии оцепенелыми руками, качая головой снова и снова. Страдание в его лице резало ее, как тупой нож.
– Уходи, Кристи, – прошептала она в изнеможении. – Ты потерпел ужасную неудачу как грешник, правда? Возможно, в аду есть специальное место для таких, как ты. Мелкие ничтожные грешники, не стоящие Божественного внимания.
Он крепко закрыл глаза.
– Я люблю тебя, – сказал он. Рыдание в горле едва не задушило ее.
– Что в этом хорошего? Для нас никогда не было надежды, это был просто сон. Я хотела бы полюбить кого-нибудь другого, не тебя. Обычного человека, который убежал бы со мной сейчас, чтобы мы могли быть счастливы. Но ты этого не сделаешь, нет? – прошептала она.
– Нет, – глухо ответил он. – И ты этого не сделаешь.
– Если ты так думаешь, ты меня совсем не знаешь! – Сейчас она действительно в это верила. – О Боже, Кристи, оставь меня. Я больше не могу на тебя смотреть.
Он выдержал ее взгляд в течение еще одной мучительной минуты. Тогда она опустилась до просьб.
– Пожалуйста, уходи. Пожалуйста. Не говори мне опять, что любишь меня! Я не могу… не могу…
Она отвернулась, потрясая кулаками в воздухе перед своим лицом. Когда она повернулась обратно, его не было.
«Драгоценная Энни, кажется, к этому часу мне бы следовало знать, что сказать тебе. Прошло два дня, у меня было время привести в порядок свои мысли, составить какой-то план. Уверяю тебя, я обдумал ситуацию со всех сторон, так что дело не в этом. Представь себе: преподобный Кристиан Моррелл за столом в одиночестве хлещет портвейн до полного умопомрачения. Бесподобная картина, правда? Как бы ты потешалась надо мной вчера вечером, если бы видела мои смехотворные попытки напиться. Сказать по правде, я и сейчас слегка пьян. Миссис Ладд просто вне себя. Мне пришлось запереть дверь, чтобы не пускать ее сюда. Но я чувствую, это проходит. Ничего, от выпивки все равно нет никакого толку. По крайней мере для меня.
