– Не понимаю, как люди вообще осмеливаются открывать рот, если они не могут сказать то, что думают, а действительно иметь в виду то, что они говорят, им не дозволяется. Высший свет, оказывается, безжалостно груб!
– А чем, собственно, вы расстроены? Все, что требуется от вас, женщин, – это сказать «да». Это ведь мужчина должен набраться мужества, обдумать то, что он собирается сказать, и выбрать для этого подходящее время. Ничего удивительного, что эти двое ходили вокруг да около, прежде чем подошли к сути дела.
– К сути дела? Суть дела заключается в том, что если мужчина не может заставить себя ясно и недвусмысленно сделать мне предложение, то почему он полагает себя достойным моей руки? Неужели в этом мире не осталось ничего, о чем следует говорить без обиняков, прямо и откровенно?
Но мистер Тримбл уже не обращал на меня внимания. Собственно, он даже обернулся к отцу, который, растерянно глядя на нас, что-то бормотал себе под нос.
– А что ответили вы, мистер Уитерсби?
Отец вздрогнул и поднял на него глаза:
– Ответил? Насчет чего?
– Что вы ответили на эти предложения руки и сердца?
– А! В общем… я поздравил его. Их. А что еще мне оставалось делать? Шарлотта без конца рассуждала о том, что мечтает найти себе супруга, и я всего лишь…
Я все время рассуждаю о том, что мечтаю найти себе супруга?
– Это ты заставил меня выйти в свет, чтобы найти себе мужа. Единственная причина, по которой я упоминала об этом, заключалась в том, что я была уверена – в самом скором времени ты одумаешься, как только осознаешь, сколь чудовищный объем работы я выполняла. Вот только в расклад вмешался он, – я вперила дрожащий палец в мистера Тримбла, – и украл мое место. А потом он начал делать все куда лучше меня, и я просто… Я так старалась быть тебе нужной, но только сейчас поняла, что никогда не стану для тебя той дочерью, которую ты хотел.
– Ты всегда была именно той дочерью, которую я хотел. Просто меня заставили понять, что ты рождена для большего.
– Но я хочу именно этого.
– Этого не может быть.
– Это почему же, позвольте спросить? Ничего иного у меня никогда и не было. И ничего другого я в жизни не знала. Это – единственное, что я умею делать хорошо.
– Так не должно быть.
– Но именно так оно и есть. И я тоже есть. А еще, чтобы там ни думала себе Британская ассоциация содействия развитию науки, я хорошо разбираюсь в ботанике.
Он жалостливо смотрел на меня:
– Как же получилось, что мы дошли до такого?
Я знала как.
– Во всем виноват адмирал. Во всем абсолютно. Ну, так вот теперь он пусть и улаживает все обратно.
– Но… что мне сказать твоим будущим мужьям?
– Можешь сказать им все, что хочешь.
– Но за кого из них ты собираешься выйти замуж?
– Это не имеет значения. Мне все равно. Задача была найти себе супруга, и я с ней справилась. Разве я не исполнила свой христианский долг? Так что, какая теперь разница, кто им будет?
Отец снова смотрел на меня с жалостью:
– Разумеется, это имеет значение. Ведь тебе придется жить с ним до конца дней своих.
Я вдруг ощутила, как меня охватывает паника, и оглянулась на мистера Тримбла:
– Полагаю, менять свое мнение относительно принятого предложения руки и сердца не принято?
Он угрюмо покачал головой.
– Что ж, тогда будем надеяться, что жить мне осталось недолго. – Никогда бы не подумала, что буду завидовать мисс Темплтон по такому поводу, как этот.
Отец между тем нахмурился:
– И все-таки я не совсем уверен… Так какое предложение, говоришь, я должен принять?
Мистер Тримбл окинул меня долгим взглядом:
– Неужели у вас нет собственных предпочтений, мисс Уитерсби?
– Нет. – Мне предстояло или смириться с коряжником одного, или приводить в порядок коллекцию другого, попутно воспитывая ораву оставшихся без матери детей. Что ж, по крайней мере, я на собственном опыте испытала, что это такое – в юном возрасте лишиться самого родного человека. – Пастор.
Мистер Тримбл выразительно выгнул бровь:
– Приходской священник? Но ведь мистер Стенсбери буквально купается в деньгах. Быть может, он и не джентльмен, но только из-за этого я бы не стал сбрасывать его со счетов.
– Что лишний раз показывает, как мало вы знаете меня. – Перед моим внутренним взором все время стоял образ колокольчика, но я запретила себе поддаваться безудержным фантазиям фермера-овцевода из Новой Зеландии. Подхватив с пола ботики, я поднялась к себе наверх.
* * *
Рисуя по памяти орхидею мистера Стенсбери, мне удалось почти забыть о том, что я дважды обручена. Но тут в дверь кто-то постучал.
– Войдите.
В комнату вошел отец и огляделся по сторонам с таким видом, словно впервые очутился здесь.
Я следила за его взглядом, которым он окинул новые платья, висевшие, словно высушенные растения, на колышках, и батарею шляпных коробок, выстроившихся у моего умывальника. Наконец взгляд его остановился на моей иллюстрации. Он взял ее и развернул к себе.
– По-моему… я не совсем уверен… но твоя манера рисовать изменилась, Шарлотта.
Благодарить за это я должна мистера Тримбла.
– Я немного поэкспериментировала с расслабленной манерой держать перо и вольным толкованием художественного образа, но потом решила, что лучше вернуться к прежнему способу письма.
– Нет. Ты должна продолжать и дальше в этом же духе. У тебя получается просто блестяще. Итак… тот славный человек убедил меня, что, раз уж я должен отказать одному из претендентов на твою руку, то мне стоит – с твоей безусловной помощью, разумеется, – решить, за кого из них ты действительно хочешь выйти замуж. Он почему-то не убежден в том, что ты сказала правду, когда назвала приходского священника.
– Если говорить совсем уж откровенно, я не хочу выходить замуж ни за одного из них. Но, поскольку отказать сразу обоим невозможно, я предоставляю тебе сделать выбор.
– Но у тебя должно же быть какое-то мнение по этому вопросу.
– У меня его нет.
– Но ведь образ жизни, который тебе предстоит вести после замужества за ними, различается самым кардинальным образом.
– Я отдаю себе в этом отчет.
– И несмотря на это у тебя по-прежнему нет никаких предпочтений?
– Ни с одним, ни с другим я не смогу заниматься своей работой. Быть может, я стану выписывать ярлычки для отдельных растений или заказывать экзотические экземпляры из колоний. Быть может, мне предстоит воспитывать детей или выращивать орхидеи, но я не смогу заниматься иллюстрированием, как не смогу и писать научные статьи.
– Зато ни один из них не станет требовать от тебя, чтобы ты написала книгу об изготовлении восковых цветов.
