У Энн создалось впечатление, что, обращаясь к ней, они взвешивают каждое слово, но друг с другом разговаривают очень свободно. Это ее покоробило. Они вообще ни разу не упомянули об отце. Кого они щадят — ее или самих себя?
Она продолжала смотреть на своих детей. Глупо, но мысленно она по-прежнему называет их детьми, хотя они давно уже взрослые. Так она и в могилу сойдет, считая их детьми.
— У тебя такой задумчивый вид, мамочка, — сказала Фей, улыбаясь почти виновато: она только сейчас заметила, что мать не принимает участия в разговоре.
— В последнее время я много размышляю, Фей. Раньше я никогда этого не делала… Иногда у меня просто не было собственного мнения о том или ином предмете, пока я не высказывала его вслух. — Она рассмеялась, машинально передвигая лежавшие перед ней вилку и нож. — Но теперь…
— А о чем ты так упорно думала сейчас?
Энн помедлила, неуверенная в возможной реакции детей.
— Я думала о том, как печально, что мы отошли друг от друга. У меня была семья, дети, а теперь, кажется, вообще никого не осталось.
После ее слов воцарилось напряженное молчание. Питер прервал его.
— Послушай, мама, — запротестовал он, — не надо впадать в сентиментальность! Ведь мы по-прежнему с тобой.
— Ты в самом деле так считаешь? Нет, Питер, я чувствую, что в последние годы между нами возникла отчужденность, которой не было раньше. Я вот смотрю на вас обоих и не нахожу ничего общего с отцом, кроме внешнего сходства, конечно. Вы не унаследовали от него ни единой черты характера! Ах, если бы хоть что-нибудь от него перешло к вам, тогда можно было бы подумать, что он не ушел от нас навеки, — продолжала она, взяв в руки ложку и всматриваясь в ее блестящую поверхность, чтобы не встречаться с детьми глазами.
— Может быть, лучше сменим тему, мамочка? — предложила Фей. — Тебя этот разговор только расстраивает.
— Но мне приятно говорить об отце, особенно с вами, — ведь вы знали и любили его.
Энн наконец посмотрела на них. Ее взгляд, как и голос, выражал настойчивость.
— Мама, Фей права, прекратим этот разговор! Ты пережила тяжелое время и справилась со всеми испытаниями. Будь же умницей!
Питер разговаривал с ней как с ребенком! Энн почувствовала раздражение.
— Я не собираюсь ничего прекращать! — сказала она. В ее голосе появились визгливые нотки. Дети удивленно посмотрели на нее, но она уже не могла сдержаться. — Скажите, ради всего святого, неужели мы так и будем до конца своих дней избегать всякого упоминания об отце?
— Мама, нужно смотреть вперед, а не назад! — провозгласил Питер подчеркнуто терпеливым тоном.
— Мне до смерти надоели эти банальности, которые я слышу со всех сторон! Избавьте хоть вы меня от них! Разве вы не понимаете, что я сейчас испытываю? Как я могу не оглядываться? На протяжении двадцати лет Бен был смыслом моего существования, им был заполнен каждый мой час. Все, что я делала, было для него, ради него, а вы считаете, что я должна все это забыть и не говорить о нем! С таким же успехом вы могли бы предложить мне не помнить и не говорить о моей собственной жизни!
Ее голос охрип от волнения. Она должна все им объяснить! Если сейчас ей не удастся добиться понимания, то придется считать, что она навсегда потеряла своих детей.
— Мне кажется, вы не должны мешать матери говорить, если она этого хочет. — К своему удивлению, Энн услышала голос Салли. — Она права, невозможно просто взять и повернуться спиной к прошлому. Почему Бен должен быть забыт, будто его никогда и не было? К худу или к добру, но он ведь жил на свете. — И Салли прислонилась к посудному шкафу с видом человека, не заинтересованного в споре.
— Не лезь не в свое дело, Салли! Тебя это не касается, черт тебя побери! — сердито закричал Питер.
— Как угодно, — пожала плечами Салли, выпрямляясь и собирая со стола последнюю посуду. — Твой чудовищный эгоизм всем известен, Питер, но разве ты не можешь хоть раз забыть о своем отношении к отцу и поддержать мать, которую, по твоим словам, ты горячо любишь?
Салли говорила на ходу, полуобернувшись и направляясь к раковине.
— Ах ты дрянь!
— Питер! — Энн была шокирована. — Как ты можешь так разговаривать с женой? Она просто хотела мне помочь.
— Ты в этом уверена, мама?
— Конечно, уверена! Она говорила без всякой задней мысли!
— Пит, Салли! — просительно обратилась к ним Фей, нахмурив брови. — Я думаю, мы должны быть очень осторожны…
— Осторожны? Что ты имеешь в виду, Фей? — удивленно повторила Энн.
— Только то, что, когда люди выходят из себя, они иногда говорят такое, о чем потом сожалеют.
— А именно?
— Я ничего определенного не подразумевала, поверь, мама!
— Ничего определенного! — Салли насмешливо фыркнула. — Это попросту смешно:
— Предупреждаю тебя, Салли! Лучше заткнись!
Питер зло посмотрел на жену. Начинающийся скандал оборвался, повис в воздухе.
— Я не понимаю, что здесь происходит. Пойдем лучше в гостиную. Кофе будем пить там, — сказал Питер и вышел первым.
Фей последовала за ним.
— Я помогу тебе с посудой, Салли, — вызвалась Энн.
— Не беспокойтесь, в этом нет необходимости. Мы купили наконец посудомойку, — ответила Салли.
— Чудесные это машины, верно? — заметила Энн, пытаясь завязать с Салли разговор. — А о чем, собственно говоря, шла речь?
— Вы ведь слышали, что сказал Питер, — ни о чем, — ответила Салли, не оборачиваясь и продолжая загружать посудомойку.
— Но что-то же происходит! У тебя с Питером все нормально?
Салли по-прежнему стояла к ней спиной.
— Я спрашиваю, все ли хорошо между вами.
Обернувшись наконец, Салли взглянула на Энн:
— Не думаю, что это вас касается, миссис Грейндж. А вы как считаете?
Ее тон соответствовал холодному выражению глаз. Энн невольно отступила перед этим ледяным взглядом.
— Я не собиралась вмешиваться в ваши дела. Просто… Не могла бы ты звать меня Энн? Ведь уже столько лет прошло!
— Как вам угодно, — равнодушно ответила Салли.
— Мне всегда этого хотелось. — Стоя посреди кухни с посудным полотенцем в руках, Энн чувствовала, что смешна. — Можно, я поднимусь в детскую посмотреть на Адама? Я уже несколько месяцев его не видела.
— Хорошо, но только, пожалуйста, не разбудите его. Он потом с большим трудом снова засыпает.
Энн с облегчением покинула кухню, где царила такая недоброжелательная атмосфера, неизменно создаваемая Салли. Наверху она тихонько открыла дверь в детскую и подошла к кроватке, в которой спал ее единственный внук. Он лежал на животе, сбросив с себя одеяло и повернув набок головку. Во рту у него были зажаты пустышка и большой палец. Несмотря на предостережение Салли, Энн осторожно перевернула малыша на спину, наслаждаясь прикосновением к теплому детскому тельцу и его нежным запахом. Потом она аккуратно накрыла его одеялом. Ребенок не проснулся, только крепче сжал в кулачке пустышку и тут же снова принял прежнюю позу. Энн тихо засмеялась, хотя в горле у нее стоял комок. Как грустно, что она редко видит внука, особенно теперь, когда так нуждается в семейном тепле! Выйдя из комнаты, она зашла в ванную и торопливо поправила макияж. Она инстинктивно чувствовала, что должна сегодня выглядеть как можно лучше.
