Доводы, приведенные проводником, показались майору весьма убедительными. И он решил: «А, черт с ним! Жизнь этого наглеца еще научит. Хотя такого вряд ли…»
— Приношу вам свои извинения, сударь, — обратился Сергей Львович к наглому юнцу.
Тот поморщился и ответил, куражась:
— Хорошо, принимаю, но только из уважения к вашим летам и мундиру, — и обратился к гувернеру по-русски: — Мистер Треверс, я не желаю находиться в одном купе с этим человеком. Пришлите к нему Анфису, я же поеду с вами.
Тот в свою очередь ответил на отличном русском, несколько гнусавя, с легким акцентом:
— Как угодно вашему сиятельству…
Остаток пути Сергей Львович проделал в обществе Анфисы, весьма неразговорчивой особы.
* * *
Сергей Львович нанял коляску на полустанке.
— Голубчик, — обратился он к кучеру. — А знаешь ли ты, где здесь имение Митрофаново?
— Отчего ж не знать, ваше благородие! Версты три, не более… Вмиг докачу!
— Благодарю тебя, голубчик!
Неожиданно майор услышал знакомый голос:
— Не хочу! Не буду! Вот расскажу все маменьке! Она вас всех велит сечь розгами!
Сергей Львович обернулся и обомлел: его сиятельство, он же молодой наглец, усаживался в отличную коляску с кожаным верхом. У майора потемнело в глазах.
— Едем быстрей! — велел он кучеру.
Тот хлестнул лошадей, и они помчались по пыльной дороге в направлении Митрофаново.
* * *
Полина Васильевна пробудилась в охотничьем доме, сладко потянулась и зевнула.
— Серж! — пошарила она рукой по пустой подушке. — Серж, где же ты? — недоумевала она. — Куда ты пропал? Ты внизу, в гостиной?
Увы, но ответа не последовало. Обнаженная Полина вскочила с кровати, накинула пеньюар и стремглав спустилась по лестнице в гостиную.
— Серж! — Она огляделась.
Затем отворила дверь и бегом бросилась в конюшню: там стояла только одна лошадь.
— Не может быть! Какой ужас! Он бежал, как последний мальчишка! Но почему? — не могла понять Полина.
Она припомнила прошлый вечер и ночь, проведенную в объятиях майора: о да, она была слишком откровенна в своих желаниях! Но в Петербурге мужчины не бросали ее вот так одну после бурной ночи!
Полина обняла лошадь за морду и разрыдалась. Животное сочувственно фыркало, словно хотело сказать: не печалься, не он — первый, не он — последний.
Но Полина хотела именно его — Сергея Львовича Завьялова! И никого более.
* * *
Аглая Дмитриевна пила чай с домашней выпечкой и, раскладывая карты, гадала на племянника.
— Так, что на сердце у него? — Женщина сняла карту. — Казенный дом… Хм… Не тюрьма ли? По горячности своей не натворил ли чего? Под сердцем таит… — Она вытащила карту из-под червонного короля, то есть Сергея Львовича, — даму, причем трефовую. А дама треф, как известно, женщина роковая. Ох, матерь Божья! Чего он там делает только в этом Митрофаново?!
Аглая Дмитриевна как женщина пожилая, а ей уже минуло шестьдесят пять лет, верила в карты и предсказания судьбы. И сейчас она весьма обеспокоилась. В сердцах она бросила даму треф на стол и перемешала разложенные сложным образом карты.
Вошел лакей:
— Барыня, к вам Полина Васильевна Вересова пожаловала. Велите пригласить.
Аглая Дмитриевна ощутила некоторый холодок в груди: уж не вышло бы чего, но, пересилив себя, велела:
— Зови, коли пожаловала. Чай, не выгонишь благородную даму.
Полина буквально влетела в гостиную, словно разъяренная фурия.
— Доброго здоровья, Аглая Дмитриевна! — выпалила она, задыхаясь от волнения и от обиды.
— И вам, Полина Васильевна. Присаживайтесь, отведайте со мной чайку.
Полина замешкалась, но все же села за стол.
— Настасья! Налей чаю гостье, — распорядилась Аглая Дмитриевна.
Полина для приличия пригубила из чашки. Аглая Дмитриевна заметила, что руки у той трясутся — волнуется.
Неожиданно Полина расплакалась.
— Что мне делать, Аглая Дмитриевна? — спросила она, всхлипывая и вытирая глаза батистовым платочком.
— Беда какая у тебя приключилась? — поинтересовалась хозяйка, не подавая виду, что догадывается о цели ее визита.
— Ой, беда! Сергей Львович… он… — Полина так и не смогла вымолвить, что племянник гостеприимной хозяйки от нее попросту сбежал, бросив в лесу, в охотничьем домике, и снова разразилась рыданиями.
— Попейте чайку, Полина Васильевна, полегчает…
«Разъяренная фурия» взглянула на хозяйку.
— Где он? Я хочу с ним поговорить!
— Это невозможно.
— Отчего же? Имею я право знать: на каком основании мужчина так бесчестно поступил со мной?
— Конечно, конечно… — примирительно согласилась Аглая Дмитриевна, понимая, что настоящие слезы еще впереди, и настроилась на самое худшее, проклиная свою затею со сватовством. Жила она доселе и горя не знала: теперь расхлебывай!
Она подошла к горке, в которой хранилась посуда, приоткрыла стеклянную дверцу и вынула лист бумаги, свернутый пополам.
— Вот, Полина Васильевна, для вас послание оставил мой племянник. Прочтите.
Полина дрожащей рукой развернула лист и прочла:
«Полина!
Умоляю Вас, простите меня. Я вынужден скоропостижно уехать в полк, появились неотложные дела. Как только смогу, напишу вам письмо.
Прощайте, Сергей».
— Что это? — удивилась Полина. — И это вы называете письмом? Это же просто отписка! Она ничего не объясняет, а, напротив, еще более запутывает! Почему ему срочно понадобилось в полк? Это ложь!!!
— Я не читала письма, — призналась Аглая Дмитриевна.
— Тогда прошу вас, прочтите. — Полина решительно протянула письмо.
Аглая Дмитриевна смутилась.
— Но оно предназначено для вас… Я не могу вдаваться в пикантные подробности ваших отношений и потом…
— Читайте, — решительно перебила Полина хозяйку, — уверяю вас, эта отписка лишена всяческих подробностей.
Аглая Дмитриевна прочла письмо и ощутила себя виноватой перед Полиной.
— Я, право, не знаю, что и сказать…
— Лучше скажите мне правду, Аглая Дмитриевна, куда отправился Сергей? У него есть женщина? Она молода и красива?
Полина вышла из поезда Москва — Владимир, огляделась и, завидев кучера, решительно направилась к коляске.
— Любезный, далеко ли до Митрофаново? — поинтересовалась она.
— Да, что вы, барыня, — рукой подать! Что-то зачастили гости в Митрофаново, вот и вчерась я господина военного подвозил. Заплатил он мне хорошо, до имения долетели, как на крыльях.
