Глаза девушки начали разгораться. Она без сопротивления позволила застегнуть на себе ожерелье, сама надела браслеты и с видимым удовольствием стала любоваться собой.
— Я сознаюсь, что эти драгоценности идут мне, — сказала она, кокетливо поправляя ряды ожерелья. — Но я наряжусь все — таки не для Хартатефа. Я ненавижу его.
— Это твое дело. Но, во всяком случае, ему ты будешь обязана триумфом, ради чего сегодня ты могла бы быть с ним полюбезнее. Пойдем, Мэна, Пагир разыскивает тебя, а мне надо поскорее одеться.
— Чем — то все это кончится? — ухмыльнулся Мэна, как только они вышли в галерею.
— Будем надеяться, что все кончится хорошо. Как я и думала, драгоценности произвели эффект, — ответила Сатати, делая знак нескольким рабам отнести к Нейте большие корзины с вышитыми материями.
Через час богатые носилки, опережаемые скороходами и окруженные рабами с опахалами, остановились перед украшенной цветами дверью Пагира. Из носилок вышел Хартатеф и в сопровождении распорядителя направился в приемный зал. На пороге его с сердечной радостью встретили Сатати и Пагир.
— Мой добрый Хартатеф, как благодарить тебя за великолепные подарки, присланные мне? Видишь, я надела украшения, — сказала Сатати.
— Я счастлив, что могу подчеркнуть красоту любезной приемной матери моей будущей супруги. Это ты делаешь мне честь, принимая подарки того, кто, надеюсь, уже сегодня станет твоим родственником. Но где же Нейта?
— Нейта на террасе. Она капризничает, и мы никак не могли убедить ее сойти сюда, — сказал Пагир, но, заметив недовольный взгляд жены, умолк и предоставил ей слово.
— Ты знаешь, мой добрый Хартатеф, что Нейта, по молодости и неопытности, не понимает счастья, выпавшего на ее долю. Она повинуется только своим капризам и говорит глупости. Если ты немного запасешься терпением, все пройдет. Узнав тебя ближе, она больше будет ценить твою любовь.
— Я не сомневаюсь в этом и сумею перенести небольшую холодность, — невозмутимо ответил Хартатеф. — Надеюсь на ваше согласие и поддержку — это главное. Остальное довершит моя искренняя любовь. Теперь я пойду поздороваюсь с невестой.
Нетерпеливыми шагами он прошел несколько комнат, где рабы, под присмотром Мэны, заканчивали приготовления к пиру. Затем он поднялся по лестнице, ведущей на террасу. Остановившись на последней ступеньке, он с вожделением смотрел на Нейту. Девушка стояла, облокотившись на балюстраду, и до такой степени была погружена в свои мысли, что даже не заметила его появления. Никогда еще она не казалась ему такой очаровательной, несмотря на гнев и отчаяние, омрачавшие ее лицо. Белая туника подчеркивала ее стройную фигуру, а на шее и руках сверкали украшения из сапфиров. Непередаваемая ироническая улыбка скользнула по губам молодого египтянина, когда он заметил это. «Камень преткновения женщин, — пробормотал он. — Они готовы, кажется, нарядиться в драгоценности своего смертельного врага!» — но тотчас же, овладев собой, он подошел, почтительно склоняясь:
— Тебя приветствует твой смиренный раб, моя прекрасная невеста. Надеюсь, что твой очаровательный ротик подарит мне улыбку и приветливое слово.
При звуке этого металлического голоса Нейта вздрогнула и выпрямилась.
— Ты надеешься на слишком многое, Хартатеф. Для друга у меня нашлись бы и улыбка и доброе слово. К человеку же, который хочет против моей воли жениться на мне, я чувствую одно презрение и отвращение. Твое богатство могло соблазнить моих родных, меня же оно не трогает. Откажись от меня, Хартатеф! Не вынуждай меня повторить при всех то, что я сейчас говорю тебе: я не хочу быть твоей женой!
— Захочешь, Нейта. Твой дядя и опекун обещал мне твою руку. Ты обязана ему повиноваться, а я не из тех, кто спокойно переносит стыд. Я убежден, что ты безропотно последуешь за мной в праздничный зал и подтвердишь вашим гостям, что избрала меня супругом.
— За кого ты меня принимаешь? Разве я раба Пагира, что он может повелевать мной? — выкрикнула Нейта, глаза ее сверкали. — Идем! Я сейчас же докажу тебе, что не боюсь ни твоего гнева, ни гнева моего дяди!
Она хотела броситься к лестнице, но Хартатеф схватил ее за руку и удержал.
— Прежде, чем ты предпримешь что — либо, позволь мне, Нейта, спросить, известны ли тебе дела твоего семейства? — произнес он дрожащим голосом. — Знаешь ли ты, что Мэна заложил мумию твоего отца за десять вавилонских талантов? Срок выкупа близок, а Мэна не может внести денег. Я обещал заплатить эту огромную сумму, чтобы спасти честь семьи, членом которой я являюсь. Если ты будешь настаивать на своем отказе, я сочту себя свободным от обещания и от всякой щепетильности в деле, которое, впрочем, и так скоро сделается всеобщим достоянием. Выбирай!
Как от удара молнии, Нейта зашаталась и опустилась на стул. Голова у нее кружилась. Если это ужасное известие было правдой — а могла ли она сомневаться в этом — всему роду грозит позор.
По мнению египтян, позорно закладывать мумию своего предка, не выкупить же такой священный залог было уже неизгладимым бесчестием. Даже к царице нельзя было обратиться с этой бедой, разве она может сохранить расположение к такой опозоренной семье? О! Надменный и жестокий Хартатеф верно рассчитал, что она согласится пожертвовать своим счастьем ради сохранения чести.
— Ну что же, Нейта! Согласна ты протянуть мне руку и указать на меня как на своего жениха на банкете? — спросил Хартатеф, проницательно следивший за сменой чувств на выразительном лице девушки.
С мрачным видом Нейта протянула ему руку и позволила увести в большой зал, где уже собралось общество. Их появление произвело сенсацию.
Скоро все сели за стол. Мэна сидел напротив сестры, но та старалась не смотреть на него, так как беззаботная веселость брата вызывала у нее отвращение и презрение. Она начинала ненавидеть этого расточителя, даже не считавшего нужным признаться ей в истине, заставившего ее выслушать ужасную новость от ненавистного Хартатефа, — брата, только и ждавшего, чтобы она своей жизнью заплатила за его позорные безумства. Нейта знала, что в руках Мэны деньги лились как вода, и что он делал долги, но считала свою семью очень богатой, она и не подозревала, что дело дошло до такой крайности. Бедное дитя не знало, что Пагир, младший брат ее отца, был не менее безумным расточителем и верным спутником Мэны в его ночных похождениях у куртизанок Фив и в притонах, где играли в азартные игры. Уже давно они до дна исчерпали свое громадное состояние и уже не раз прибегали к кошельку Хартатефа. Кошелек этого человека, крепко закрытый для других, охотно раскрывался для них.
