И какой странной жизнью должна она жить – ненормальной, необычной! У нее, наверное, нет домашнего уюта, нет хозяйства, нет детей; библиотека, рабочий кабинет, как у мужчин, и пальцы, выпачканные в чернилах. Любит ли она, любят ли их, этих женщин?..
Властный голос прозвучал из двери, которую, казалось, скорее выломали, чем открыли, – голос энергичной дамы, которая обеими руками трясла дверные створки, – голос госпожи Дакс, толстой и приземистой, с желтым лицом и черными волосами.
– Алиса! Алиса! Господи, Боже мой, ты еще не переоделась! Уже восьмой час! Ты издеваешься, что ли, над своей матерью?
Господин Габриэль Баррье, жених барышни Дакс, пришел к обеду только в без пяти минут восемь. И так как господин Дакс возвратился домой на четверть часа раньше, госпожа Дакс была лишена удовольствия осыпать оскорблениями своего мужа, который оказался более аккуратным, чем ее будущий зять. Это испортило ей настроение на весь вечер.
Ждали в гостиной – смешанной гостиной с мебелью смешанных стилей, стиля модерн и стиля Людовика XVI, желтой и красной. Господин Габриэль Баррье вошел, церемонно раскланялся с госпожой Дакс, потом долго пожимал руку господину Даксу.
– Страшно запоздал, не правда ли? Тысяча извинений: я был у полицейского комиссара.
– Надеюсь, ничего неприятного?
– Пустяки: небольшой скандал в амбулатории. Разодрались две женщины.
Господин Баррье отпустил наконец руку своего будущего тестя и подошел к своей невесте. Стоя перед девушкой, он сперва окончил фразу:
– …Разодрались две женщины, и надо было препроводить их в участок.
Потом – в виде приветствия:
– Сегодня было ужасно жарко, не правда ли? Сейчас же вслед за этим отправились в столовую.
– А приятель Бернар? – спросил господин Габриэль Баррье.
Приятель Бернар соскучился ждать в гостиной и сел за стол.
– Я видел список наград в школе, – объявил господин Дакс. – Он получит пять первых наград и две вторых.
– Молодец! – восхитился господин Баррье.
Он расцеловал в обе щеки молодца, который так ловко разыгрывал скромника, что можно было ошибиться.
И все уселись за стол.
Господин Габриэль Баррье, практикующий врач, – прием на улице Президента Карно, от двух до четырех ежедневно, – тридцати лет от роду, рост шесть футов два дюйма, и белокурая борода, спускавшаяся почти до пояса. При его олимпийской красоте, при его фигуре ярмарочного атлета, ему скорее подходили бы роли героев авантюрных повестей, нежели роли героев романов – Портос, а не Тиренс. В каждой из этих ролей можно понравиться девушкам. Но господин Баррье не хотел ни той, ни другой роли. Как врач, он плевал на все то рыцарское и героическое, что может представиться во врачебной практике, и беззастенчиво заявлял, что исцеление больного только средство, а цель всего – гонорар. Как жених, он считал самым выгодным больше ухаживать за отцом и матерью, чем за невестой. С другой стороны, барышня Дакс не была настолько дерзка, чтоб жаловаться на это, – будучи довольна уже тем, что доктор Габриэль Баррье захотел жениться на ней.
– Так, значит, – сказал господин Дакс, разворачивая салфетку, – две женщины подрались в амбулатории?
Господин Баррье широким жестом изобразил, что он умывает руки, подобно блаженной памяти Понтию Пилату.
– Ну да! Чего же вы хотите, они были пьяны. Алкоголизм, вечно алкоголизм!..
Господин Дакс скривил длинное, острое лицо и сказал:
– Правящим классам необходимо вооружиться строгостью, чтоб очистить простонародье от его пороков.
Госпожа Дакс незамедлительно вспылила:
– Оставьте нас в покое с вашим очищением! Если бы вы не отняли у народа его веры, он не был бы так испорчен, а теперь вы уже ничего не поделаете!
Она ненавидела фразы мужа, и в особенности ненавидела его гугенотское, исключительно внутреннее, благочестие. Из чувства протеста и вызова она с шумом отправлялась два раза в неделю к обедне, хотя, по правде сказать, была не слишком верующей. Господин Дакс сухо упрекнул ее в этом.
– Ваш народ был не более религиозен, чем вы сами! Суеверие – не вера.
– Черт возьми! – заявил доктор Баррье, который был тонким политиком. – Черт возьми! Вот это суп, так суп! Папаша Дакс, такой кухни, как у вас, нет ни у кого.
Барышня Дакс безразлично молчала по привычке. Господин Баррье внезапно обратился с вопросом к своему шурину:
– Ну а ты, старина Бернар! Ты, значит, увозишь от меня в Швейцарию мою невесту? По крайней мере, ты доволен?
– Очень доволен, – сказал Бернар прочувствованным тоном. – Школьный год выдался трудный, господин Баррье! Но вы ведь приедете к нам туда?
– Если смогу, голубчик! Ведь ты знаешь, врач – это то же, что торговец шелком. Спроси у папы, легко ли урвать даже два дня, чтоб поехать на дачу?
Господин Дакс поднял голову и с гордостью оглядел своего сына и жениха своей дочери – оба они были трудолюбивы.
– Большой прием сегодня, Баррье?
– Так себе! Как обычно. Но дела пойдут лучше, папаша Дакс, когда мы после свадьбы переедем в другой квартал.
Барышня Дакс робко улыбнулась и подняла глаза на жениха. Но жених, занятый проектами расширения клиентуры, был бесконечно далек от того, чтоб разводить сантименты.
– Понимаете, папаша, улица Президента Карно – это настоящая дыра. Заработать там можно, но заработок этот не будет ни обеспеченным, ни постоянным, ни верным. Чтоб иметь настоящий, крепкий успех, нужно быть дорогим врачом. А для этого нужно жить только в Беллькуре или на улице Ноай. Понимаете?
Господин Дакс прекрасно понимал. Он даже привел в качестве аргумента параллель из области торговли шелком. Разговор оживился. Барышня Дакс, которая старалась интересоваться им, не удивилась, уловив несколько выражений, слышанных уже на улице Террай в конторе, похожей на классную комнату, которыми обменивались занятые своим делом служащие.
Госпожа Дакс хмурилась и молчала.
Тем временем доктор Баррье не переставал занимать свою невесту:
– Как провели вы сегодняшний день, сударыня?
– Я была в Фурвьере.
И она с опаской ждала насмешек: господин Баррье кичился своим вольномыслием. Но он ограничился тем, что снисходительно посмеялся:
– Конечно, вы правы, если это вам нравится! Господин Дакс поглядел на свою дочь с некоторым презрением:
– Что делать, Баррье! Это у нее от матери.
– Оставим это! – быстро возразил жених. – Мне это безразлично. Я не так нетерпим, как вы, папаша. Пусть моя жена ходит к обедне, сколько ей заблагорассудится. Я старый либерал, я буду уважать все ее затеи.
Но господин Дакс сам претендовал на звание человека широких взглядов.
