Он был должен около двух тысяч Косуэю и около тысячи Стаббсу. Были и другие художники, например Хоппнер и Джордж Рамси, которым он регулярно не отдавал долги.
Но в сравнении с другими долгами принц относился к этому как к сущей мелочи. Счет к каретникам братьям Лидер достигал тридцати двух тысяч фунтов, а своим портным Уэстону, Швейцеру, Базальжетту и Уинтеру принц задолжал почти столько же.
Короче, он был кругом в долгах и постоянно занимал у друзей. Так, граф Моро ссудил ему пятнадцать тысяч фунтов, которые он пока не собирался отдавать. Надо ли говорить, что принц месяцами не расплачивался с другими членами королевской семьи.
Прекрасно понимая, что и он, и маркиз думают об одном и том же, принц решил переменить тему.
— Я хочу показать вам еще несколько моих последних приобретений, — с воодушевлением произнес он. — Признаюсь откровенно, Рэкфорд, никто, кроме вас, не способен оценить по достоинству мои сокровища.
— Благодарю вас, сир, — отозвался маркиз. — Причина в том, что наши вкусы во многом совпадают. Например, мы оба любим французскую мебель и фламандскую живопись. Позволю заметить, что вы, ваше королевское высочество, безупречно чувствуете стиль и неоднократно это доказывали. Я счастлив думать, что редко обманывал ваши ожидания.
— Нет, Рэкфорд, вы настоящий знаток и ценитель всего прекрасного, — великодушно согласился принц.
Комплимент приятеля, совершенно очевидно, доставил ему удовольствие.
— Я хотел спросить вас, сир, — начал маркиз. — Вы что-нибудь слышали о художнике-миниатюристе Лэнсе? Я, конечно, имею в виду не Бернарда Лэнса, который уже давно умер.
— А что, этот Лэнс, которым вы интересуетесь, его родственник? — задал вопрос принц.
— Он его внук.
— Тогда речь, должно быть, идет о Корнелиусе Лэнсе, — догадался принц — У меня есть одна его миниатюра, а два, или, может быть, три года назад он мастерски отреставрировал моего Хиллиарда. На картине от солнца сильно выцвели краски.
— Он много реставрирует? — полюбопытствовал маркиз.
— Не знаю. Мне его порекомендовал кто-то из знакомых. Косуэй в последнее время что-то уж слишком зазнался и запросил уйму денег за реставрацию чужой миниатюры.
— И вы остались довольны Лэнсом? — спросил маркиз.
— В высшей степени! — заявил принц. — Если вам интересно, я могу показать, что он для меня сделал.
— Было бы любопытно взглянуть — подтвердил маркиз.
Они вышли из китайской гостиной. Принц провел его через Золотую и Розовую гостиные в Синий зал.
Там по обе стороны от камина с изумительной резьбой висело несколько миниатюр.
Маркиз вспомнил, что уже видел их прежде, но с тех пор картины успели перевесить на другое место. На стенах, отделанных синим бархатом, они выглядели очень красочно и живописно. Принц обратил внимание маркиза на замечательного Ганса Гольбейна с маленькими жемчужинами, свисающими из рамы, и две работы Никласа Хиллиарда — портреты королевы Елизаветы и сэра Уолтера Рэйли. Они были выполнены с поразительным мастерством.
Рисунок на пергаменте демонстрировал всю экстравагантность и великолепие елизаветинской эпохи, а золотые прошивки и кружевные брыжи дали художнику возможность блеснуть своим редким талантом.
— Вы знаете, — с улыбкой обратился принц к маркизу, — что Хиллиард советовал художникам не раздражаться во время работы и не пускать в мастерскую болтунов и сплетников.
— Нам всем не мешало бы так поступать, — рассмеялся маркиз.
— Даже Косуэя нельзя сравнивать с миниатюристами той эпохи. Они совершенно восхитительны, — заявил принц.
Говоря это, он указал на миниатюрный портрет миссис Фицгерберт.
Принц приобрел не менее тридцати работ Ричарда Косуэя, сделавшегося придворным живописцем его королевского высочества в конце прошлого века.
За эти годы художник стал закадычным другом принца, но маркиз его откровенно недолюбливал. Это был самодовольный, дерзкий и, в сущности, ничтожный человек, слепо подражавший всем модным изыскам столичных денди.
Он всегда одевался по последней моде, и карикатуристы окрестили его «художником-миниатюристом Маркони». Прозвище оказалось на редкость удачным и словно прилипло к нему.
У него появились подражатели, доморощенные Маркони, молодые члены Альманак-клуба, известные своими абсурдными и эксцентричными идеями.
Фатовские костюмы Косуэя и особенно его манера постоянно носить с собой саблю смешили окружающих.
В то же время никто не сомневался в его незаурядном уме и способностях, хотя, по слухам, он то и дело попадал в какие-то скверные истории.
Прежде принц Уэльский с утра до ночи кутил с Джоном Филиппом Тернбуллом, братом актрисы Сары Сиддонс. Про него было известно, что он способен «хлестать вино бочками». Не отставал от них и Ричард Косуэй. Недаром про него говорили, что он «превратил свой дом в бордель».
Но теперь разгульной жизни принца настал конец. Близость с Марией Фицгерберт и ее благодатное влияние изменили его характер и ряд привычек.
У него осталось лишь двое близких друзей, которых маркиз, будь на то его воля, не пустил бы во дворец. Они устраивали шумные пирушки, заставляли принца швырять деньги направо и налево, и от этого, конечно, его долги росли с каждым днем.
К счастью, Мария Фицгерберт удерживала принца от участия в кутежах, и, подумав о ней, маркиз вспомнил, что его королевское высочество подарил ей большой алмаз, который она приказала разрезать на две части.
Косуэй написал ее портрет-миниатюру, а потом запечатлел и принца. Они поместили свои изображения в два маленьких медальона, украшенных половинками большого алмаза. Прекрасные бриллианты ярко сверкали в окружении других, более мелких драгоценных камней.
Принц и миссис Фицгерберт поклялись, что всегда будут носить эти медальоны.
Маркиз слышал, как принц несколько раз упоминал, что, когда он умрет, ее портрет похоронят вместе с ним.
Но, признавая его талант художника, маркиз по-прежнему испытывал неприязнь к Косуэю как к человеку.
— О! — внезапно воскликнул принц. — Вот она! Я нашел эту миниатюру.
Он снял со стены миниатюру и передал ее маркизу.
— Ее написал Корнелиус Лэнс, — пояснил он. — Я купил ее несколько лет назад.
Маркиз взял ее и тут же понял, что это портрет Ванессы.
Ему стало ясно, что перед ним работа настоящего мастера. Картина была написана не только технически совершенно, но и с большим чувством.
Лэнс запечатлел прекрасный овал лица Ванессы и притягательную силу ее огромных серо-зеленых глаз, Но, главное, он уловил духовную красоту совсем юной девушки, и это отличало его портрет от множества других, украшающих стены Карлтон-хауза.
