— Он, наверно, уехал! Боги меня услышали! — обрадовалась она.
Черный ворон, которого ей оставил старик Земибор, уже переместился на полку и наблюдал сверху за Радмилой, посматривая на нее то одним, то другим глазом.
Радмила заново растопила печь — надо было приготовить что-нибудь горячее. Она вчера толком так и не поела из-за всех этих приключений и неожиданных гостей. У нее еще с осени остались сушеные и соленые грибы, довольно приличные запасы разных круп, в погребе стояла большая дубовая бочка моченых яблок. Было, как протянуть до урожаев. Жалко, что у нее нет коровы. Денег у Радмилы сейчас не было. Да даже если бы и были, кто ей продаст кормилицу? И вообще не о чем говорить, почти всю скотину у сельских жителей угнали крестоносцы. Раньше им с матерью за лечение платили деньгами, это обычно были горожане или проезжие купцы. Радмила, когда у нее появлялись деньги, ездила на ярмарки и покупала себе одежду. Она так любила красивые яркие наряды, ленты, платки, бусы. У нее было несколько красивых сарафанов и новых вышитых рубашек, но она их берегла для важного случая, дома никогда не одевала. Да и зачем, кто ее тут видит. Если уезжала на охоту, то всегда надевала мужскую одежду, которую специально сшила себе для поездок на лошади. Местные мужчины осуждали ее манеру одеваться, но она не обращала на них внимание. Еще у Радмилы был очень красивый и дорогой убор — венец из византийской парчи, принятый ее матерью от какого-то купца в качестве платы за лечение. Расшитый золотыми нитями, он искрился и переливался на солнце. Она его одевала всего раз, когда ездила в Псков с дядькой за покупками. Поездка была дальняя, но она стоила того. Какие завистливые взгляды были у псковских девушек! Она тогда себя чувствовала по меньшей мере княжной.
Растопив печь, Радмила сварила грибную похлебку из сушеных боровиков. Сегодняшний день был распределен таким образом: сейчас она хорошо поест, накормит и напоит кобылу, и они с Голубой отправятся проведать местных жителей. Она нарядно оденется, заплетет косу, завяжет ее яркой лентой. Надо же себя как-то подбодрить! Жизнь налаживается! Говорят, князь Александр одержал большую победу над немецкими рыцарями. Еще говорят, что он молод и хорош собой. Если бы Новгород был не так далеко! Она бы съездила, хоть краем глаза посмотрела бы на спасителя!
Девушка сходила к ручью за водой. У нее еще был возле дома колодец, но она им редко пользовалась. Вода в ручье была кристально чистая и приятная на вкус. Волосы после нее становились как шелк. Ручей был ледяной даже летом. Мать говорила, что вода в нем не простая — она исцеляет тело и укрепляет дух. Она называла его «Сварогов ручей». Двери конюшни были распахнуты.
— Забрал своего коня и уехал! — подумала Радмила. Она зашла в конюшню и чуть не выронила ведра. Рыцарь никуда не уезжал. Он был здесь — стоял на коленях, руки его соприкасались ладонями на уровне груди, голова опущена. Какие-то монотонные фразы чужого языка. Он был настолько поглощен молитвой, что и не обратил внимания на вошедшую девушку. Радмила опустила ведра с водой.
— Что он делает? Молится, что ли, своему богу? Почти совсем как наши христиане! — она вспомнила молящегося отца.
— Я не собираюсь ждать, пока он закончит! Напою лошадей! Меня еще сегодня ждут дела! Пусть молится сколько хочет! А потом уезжает! Я уеду раньше. Пусть забирает все, что вздумает. Брать все равно нечего! Даже, если весь дом вверх ногами перевернуть! — Радмила про себя посмеялась.
Она покормила лошадей и пошла собираться в дорогу. Рыцарь по-прежнему пор молился, не поднимаясь с колен.
— Он еще здесь? Надеюсь, к вечеру его уже не будет, — девушка забралась на свою кобылу, устроилась поудобнее в седле‚ и поскакала лесом в сторону села.
Она долго ехала по лесной тропинке. Хотелось побыстрее добраться до села, ей не терпелось встретиться с людьми, узнать, как они сейчас живут, послушать, что расскажут. Наконец она выбралась из леса.
— Быстрей, Голуба! Что же ты так плетешься! То тебя остановить невозможно, то ты еле скачешь! — Радмила посмотрела вдаль, какое-то-то нехорошее чувство закралось в сердце. Она почувствовала в горле комок.
— Где же село?! Здесь было столько домов! — это повергло ее в ужас, что-то заледенело в груди Радмилы и стало опускаться ниже и ниже.
Вдалеке виднелись темные развалины. Это были избы, сгоревшие полностью или не до конца, точнее то, что от них осталось. Возле некоторых наблюдалось некоторое движение.
— Вперед, Голуба! Почему ты так упрямишься! — взволнованная девушка поторопила лошадь. Из полусгоревшей избы вышла женщина в разорванной душегрейке, с маленьким ребенком на руках. Ему было около двух лет; он плакал и отчаянно бил мать своими маленькими кулачками!
Ей вроде бы было знакомо ее лицо, но она никак не могла вспомнить эту женщину.
— Ты ли это, Марьяна?
Она постаралась вспомнить эту женщину. Когда-то она была красивая, пышная телом. А сейчас перед ней стояла тень. Под глазами были темные круги. Впавшие щеки. Ей было то всего двадцать два года, а можно было подумать, что все сорок. И мужа ее она тоже хорошо знала. Веселый, озорной, он даже к ней сватался года четыре назад, но мать была против. Радмила в ту пору была очень молоденькая, и меньше всего думала о замужестве. Долго парень тогда ее обхаживал — то полевых цветов положит под окно, то корзину ягод соберет.
— Успеешь еще хомут на себя надеть, как детишки пойдут, так твоя вольная жизнь и кончится! Сплошная пахота с утра до ночи, погоди, не торопись! Такого себе жениха отхватишь, все девки от зависти лопнут! — мать считала, что он не пара Радмиле.
Сколько Марьяна слез пролила, одной ей это было известно. Тогда она возненавидела Радмилу и долго с ней еще не здоровалась, сплетни стала распускать, под крыльцо разные гадости подбрасывала. Явор — так звали парня, всегда нравился Марьяне, и не только ей, а еще многим девушкам. Здоровый и крепкий, он даже один раз на спор поднял молодого бычка, пудов под восемь весом. Ему говорили, не надо, мол, живот надорвешь, а тот хоть бы хны. Парень не стал долго горевать после окончательного отказа матери Радмилы. Через полгода примерно он женился на Марьяне. Каким-то образом ей все же удалось его на себе женить. Вскоре у нее родилась дочь, а следом — сын. Ее ревность была настолько сильна, что даже после замужества, она, будучи на сносях, наотрез отказалась позвать старую Баяну принимать роды. Пришлось позвать повитуху из соседнего села, но та не имела большого опыта, в результате дочь Марьяны еле спасли, да и Марьяне тоже не сладко пришлось, только через месяц после родов оправилась.
