Он снова замолчал, и слабая улыбка тронула его губы. Бог наконец услышал его молитвы. Он спасен. У него появилась надежда, и он не собирался позволить Мелисанде покачать своей прекрасной головкой и заявить, что это предложение ее не интересует. Если она станет противиться, нескольких дней под замком на хлебе и воде будет достаточно, чтобы сделать ее послушной.
— О чем ты задумалась, Аликс? Ты очень расстроена из-за предстоящего сезона? Ты ведь разумная девушка и должна понимать, что у нас нет денег…
— Все правильно, папа, — сказала Александра, улыбнувшись. — Мелисанда такая красивая, блистательная и веселая, такая естественная в своем веселье. В любом случае рядом с ней на меня вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание, так что неважно, что я не поеду в Лондон. Я говорю правду, папа. Меня пугает мысль оказаться вдруг под пристальными взглядами стольких людей. Я все время буду бояться сделать что-то не так. Мама говорит, что никакими белилами не замазать моего румянца, а насколько я поняла, здоровый цвет лица в высшем свете вызывает в лучшем случае недоумение. Так что лучше уж мне остаться. И не беспокойся за меня. Я и здесь смогу неплохо провести время. Существует масса других занятий, помимо светских раутов, балов и венецианских завтраков.
При этом Александра умолчала, как ужасающе короток был список этих «других занятий» в их глуши.
— Как только Мелисанда выйдет замуж за графа, она, конечно, сразу постарается выполнить свой долг по отношению к тебе и будет вывозить тебя повсюду. Графиню Нортклифф будут приглашать на все светские мероприятия, и там ты сможешь познакомиться с молодыми людьми. Так должно быть, и так будет. У тебя появится прекрасная возможность выбрать себе достойного мужа.
— Меня не очень-то привлекают молодые джентльмены, папа.
— Ерунда. Просто у тебя здесь слишком маленький круг знакомых, да и те, что есть, смотрят только на твою сестру, и из их голов вылетает даже то немногое, что в них было. Но его не значит, что ты должна недооценивать себя. Ты очень привлекательная девушка и думаешь не только о лентах и побрякушках…
— Поскольку я не красавица, мне приходится взращивать другие сады, папа.
— Ты, кажется, перефразировала Вольтера?
— Это не игра слов, папа. Все так и есть на самом деле.
— Говорю же, тебе, Аликс, ты и вправду очень мила. Надеюсь, ты не имеешь ничего против своих великолепных волос? Они в точности того же оттенка, что у меня в молодости.
Она улыбнулась на это, и герцог подумал, что не стоит все усложнять. Теперь все должно пойти прекрасно. Граф Нортклифф предложил спасти его от неминуемого финансового краха и одновременно избавить от старшей дочери. Такое стечение обстоятельств могло порадовать любого отца.
— Надеюсь, на этот раз Мелисанда не откажет Дугласу Шербруку, — сказала Александра. — Граф — очень хороший человек, и я буду рада, если он получит то, что хочет. — Ее пальцы нервно перебирали складки бледно-желтого муслинового платья, когда она, опустив глаза, тихо добавила: — Он заслуживает счастья. Дай Бог, чтобы Мелисанда позаботилась о нем и сделала его счастливым.
«Ну, вот уж на это не стоит надеяться», — подумал про себя герцог. Он мог представить, как Мелисанда будет радовать своим присутствием будущего мужа, но только до тех пор, пока он не выразит в чем-либо несогласие с ней или, не дай Бог, откажет в чем-то. Мысль о том, что за этим последует, заставила его вздрогнуть. Ну, его это не должно волновать. Теперь это будет заботой графа. А он может только помолиться за него.
— Я скажу Мелисанде, чтобы она зашла к тебе, папа.
Герцог посмотрел вслед удаляющейся дочери.
И все-таки что-то здесь не так. Он хорошо изучил ее, она была его любимицей, с ней он отдыхал душой и сердцем. Ему вспомнилась ее внезапная бледность и дрожание рук. Неожиданная догадка вдруг пронзила его мозг — неужели ей самой небезразличен Дуглас Шербрук? Он покачал головой, припоминая, что они познакомились три года назад. Тогда Александре было только пятнадцать, и она была застенчивой толстушкой с туго заплетенными косичками. Нет, она была слишком мала. Если у нее и возникли тогда какие-то чувства к графу, это было не больше, чем детское увлечение. И все же ему в голову закралось сомнение в правильности того, что он делает.
Но выбора нет. Само небо послало ему спасение, и было бы глупо отказаться от него из-за каких-то смутных подозрений. Если у Александры действительно сохранились какие-то чувства к графу, что ж, ему очень жаль, но он не может и не станет менять свои планы. Если граф хочет жениться на Мелисанде, он получит се. Герцог сел за стол и приготовился к разговору со старшей дочерью.
* * *
Он не обманулся в своих ожиданиях. Разговор с Мелисандой протекал в точности так, как он и предполагал. После оглашения содержания письма она в течение двух минут изображала высшую степень возмущения. Ее щеки вспыхнули, а глаза, голубые, как озерная вода в Патли Бридж поздним летом, гневно сверкали. Обрамлявшие ее лицо природные локоны, черные, как ночное беззвездное небо, вздрагивали в такт ее прерывистому дыханию. Она сделала еще один глубокий вдох, еще раз тряхнула локонами и почти закричала:
— Немыслимо! Он думает, что ему достаточно поманить меня пальцем после трех лет — трех лет! — полного молчания, и я как ни в чем не бывало помчусь к нему и позволю ему делать со мной все, что он хочет!
Герцог понимал ее возмущение. Он знал, что ее гордость была задета, а гордость Чэмберсов была их фамильной чертой. Он также знал, что с ней можно поладить, если отнестись с пониманием к ее чувствам.
— Мне очень жаль, дорогая, что он так обидел тебя три года назад. Но прошлого не изменишь. Я знаю правду, и она очень сильно отличается от той трогательной истории, которой ты одурачила свою наивную сестру. Но теперь это не имеет значения, и я не собираюсь раскрывать твоей тайны. Перед своим отъездом три года назад граф говорил со мной, предельно ясно объяснив мне мотивы своего поступка. Но, как видишь, последнее слово в конце концов осталось за тобой. Именно ты, а никакая другая женщина, завладела его сердцем, и теперь он предлагает тебе руку и сердце, и в твоей власти принять эту руку или разбить это сердце.
Глядя на Мелисанду, герцог в который раз подивился, что это его родная дочь. Бесспорно, она была самым красивым существом человеческого рода, которое он когда-либо встречал. Ее исключительная красота была заметна уже в детстве, и Мелисанда росла страшно избалованной. Герцог понимал, что домашние, балуя ее и потакая ей во всем, только портят девочку, но и сам был не в силах противиться ее обаянию. Он не мог возразить жене, когда она спрашивала, почему бы девочке не иметь все, что она хочет. И правда, она была так красива, так совершенна, что заслуживала всего. Юдит также считала, что Мелисанды достоин лишь герцог, а не какой-то граф, хотя бы и самый богатый во всей Англии. Но герцогов было не так много — один стоял на краю могилы, а другой еще не достиг совершеннолетнего возраста.
