– Думаю, что нет: я не чувствую в ней магии.
– Она что, англичанка? Я удивился, когда она заговорила на этом языке. Мы говорим по-английски с тех пор, как прибыли тамплиеры, но она-то почему?
– Говорить по-английски еще не преступление, – сухо отрезал Цирцен.
Действительно, с прибытием тамплиеров они говорили на английском куда чаще, чем на любом другом языке. Большинство людей Цирцена не понимали по-французски, а большая часть тамплиеров не владела гэльским, зато все вполне сносно общались на английском, поскольку и Франция, и Шотландия граничили с Англией. И хотя Цирцену не нравилось, что он не может говорить все время на гэльском – без сомнения самом красивом языке на свете, – он понимал, что времена меняются, и когда вместе собираются люди из различных стран, английский – самый удобный язык для общения, потому что его знают все. И тем не менее ему было неприятно говорить на языке врага, хотя Галану он ответил иначе.
– Тамплиеры тоже не говорят на гэльском, но это ведь не значит, что они враги.
– Она вообще не говорит на гэльском? – настаивал Галан.
Цирцен вздохнул.
– Вообще. Она не понимает наш язык, но этого мало, чтобы обречь человека на смерть. Может, она выросла в Англии. Вы же знаете, что многие наши пограничные кланы живут по обе стороны границы. Кроме того, ее английский не похож на тот английский, который мне доводилось слышать.
– Тем более подозрительно и тем больше причин избавиться от нее, – резонно заметил Галан.
– Врага сначала нужно изучить, чтобы понять, насколько он опасен, – наставительно произнес Цирцен.
– Твоя клятва, Цирцен, перевешивает все остальное. Ты должен думать, как удержать Данотар, возвести на трон Брюса и освободить Шотландию, а не о женщине, которая уже должна быть мертва, – напомнил ему Галан.
– Разве я когда-нибудь пренебрегал своими обязанностями и долгом? – Цирцен встретился взглядом с Галаном.
– Нет, – признал тот. – Пока нет.
– Никогда, – кивнул Дункан.
– Тогда почему вы сомневаетесь во мне сейчас? У меня ведь гораздо больше опыта, чем у любого из вас.
Галан неохотно кивнул.
– Это все так, но что ты скажешь Адаму Блэку, если нарушишь клятву?
Цирцен весь напрягся. Слова «нарушить клятву» гудели у него в голове, словно предвещая неминуемые беды и несчастья.
– С Адамом я разберусь сам, как всегда это делал, – спокойно сказал он.
Галан покачал головой.
– Если наши люди об этом узнают, им это не понравится. Ты же знаешь тамплиеров, и особенно их отношение к женщинам...
– Все это потому, что они не могут спать с ними, – перебил Дункан. – Они ищут любой предлог, чтобы очернить женщин и тем самым унять свою похоть. Обет целибата не украшает мужчин. Он делает их холодными и склочными ублюдками. А вот я, например, всегда расслаблен, спокоен и дружелюбен. – Он широко улыбнулся Цирцену и Галану, словно в доказательство своей теории.
Несмотря на обрушившиеся заботы, губы Цирцена дрогнули в усмешке. Дункан часто вел себя возмутительно, но чем больше непочтения он проявлял, тем сильнее злился на него Галан. Ему и в голову не приходило, что Дункан делает это нарочно. Но обычно Дункан вел себя, как подобает Дугласу, и всегда был в курсе того, что происходит вокруг.
– Недостаток дисциплины не украшает воина, братец, – сдержанно ответил Галан. – Ты впадаешь в одну крайность, а тамплиеры в другую.
– Любовные утехи не уменьшают мою силу и боевую сноровку, ты же знаешь, – выпрямился Дункан, сверкнув глазами, готовый отстаивать свою позицию в любом споре.
– Хватит, – прервал их Цирцен. – Мы, кажется, обсуждали мою клятву и тот факт, что я должен убить ни в чем не повинную женщину.
– Почему ты так уверен, что она ни в чем не повинна? – спросил Галан.
– Не уверен, – признал Цирцен. – И пока я не смогу убедиться в ее виновности, я... – Он тяжело вздохнул. Очень уж нелегко было произнести то, что он хотел сказать.
– Что? – спросил Дункан, как зачарованный глядя на него. И когда Цирцен не ответил, он продолжил: – Ты отказываешься убивать ее? Ты нарушишь данную клятву? – На его красивом лице отразилось замешательство.
– Я этого не говорил, – огрызнулся Цирцен.
– Но ты не сказал и обратного, – обеспокоенно заметил Галан. – Желательно, чтобы ты яснее выразил свои намерения. Ты собираешься убить ее или нет?
Цирцен снова потер челюсть. Он откашлялся, готовясь произнести слова, которых требовала его совесть, но которым упрямо сопротивлялось его рыцарское благородство.
Дункан, прищурившись, задумчиво посмотрел на Цирцена, а потом перевел взгляд на брата.
– Мы же хорошо знаем, Галан, какой он, этот Адам. Он всегда действует стремительно, не обращая внимания на разрушения и жертвы. Сколько безвинных людей уже погибло в войне за трон! Пусть Цирцен выяснит, кто она такая. Не знаю как ты, Галан, но я не хочу лишний раз пачкать руки в крови, а если мы будем подталкивать Цирцена к убийству, то и сами станем его соучастниками. Кроме того, хоть Син и поклялся убить того, кто доставит флягу, но ведь в клятве не оговариваются сроки. Он может убить ее и через двадцать лет и тем самым не нарушить своего обещания.
Цирцен удивленно посмотрел на Дункана. Такая мысль не приходила ему в голову. А ведь правда, в клятве не говорилось, как быстро он должен убить жертву, значит, нет ничего плохого в том, что он сначала присмотрится к ней. Кое-кто решил бы даже, что это мудрый поступок. «Ты расщепляешь волосок боевым топором». Эти слова, сказанные Адамом шесть лет назад, сейчас, словно в насмешку, вспомнились Цирцену.
– Но будь начеку, – предупредил Галан. – Если ты не убьешь ее и кто-нибудь из тамплиеров пронюхает, кто она и какую клятву ты дал, они утратят веру в твое могущество. Нарушение клятвы для них – это непростительная слабость. Единственная причина, по которой они сражаются за нашу страну, – это ты. Мне иногда кажется, что они последовали бы за тобой и в ад. Ты же знаешь, они фанатики веры. И для них нет никакого оправдания для нарушения клятвы. Никакого.
– Значит, мы не будем говорить им, кто эта женщина и какую клятву я дал, не так ли? – тихо спросил Цирцен, хотя знал, что братья все равно поддержат его, согласны они с ним или нет. Дугласы всегда горой стояли за лорда Броуди, своего друга и военачальника, – кровная клятва связала их кланы еще много лет назад.
Братья Дугласы несколько мгновений смотрели на Цирцена, а потом одновременно кивнули.
– Все останется между нами, пока ты не примешь окончательное решение.
Тяжело дыша на морозном воздухе, Цирцен мерил шагами двор замка, пока женщина в его покоях ожидала его решения, которое он так и не принял. Он пытался настроить себя против нее. Лорд Броуди так долго жил по строгим правилам, неукоснительно следуя кодексу чести, что почти не испытывал угрызений совести, когда держал меч у ее шеи. Но в то время как воин в нем требовал выполнить клятву, что-то другое, давно умершее, вдруг ожило в его душе и яростно сопротивлялось.
