Утер ждал, и его губы были совсем близко с ее губами.
Игрейна чувствовала на своем лице тепло его дыхания и чувствовала, как бешено стучит ее сердце, когда она приподнялась на пальцах, чтобы дотянуться до его губ.
Страсть закипела в ней, и одним движением она высвободила свои руки и вплела их в его волосы, а се губы отыскали его рот, и они слились в страстном поцелуе. Утер прижал Игрейну к себе, и она обняла его, не заметив, когда он успел опустить ее на кровать.
– В ту ночь я стала воплощением богини, а та огромная резная кровать была моим алтарем, – шептала королева-мать. – Когда мы удовлетворили нашу первую неистовую страсть, мы лежали и разговаривали, и Утер рассказал мне, что это Мерлин придумал, как пробраться в Тинтагель через боковой вход. Каким-то образом волшебник узнал пароль на эту ночь и, изменив свою внешность и внешность Ульфина так, что они стали походить на людей Горлойса, провел их по тайной тропе в скалах. Но самой хитрой его выдумкой был черный испанский плащ: если действовать осмотрительно, даже стражников можно заставить увидеть того, кого они ожидают увидеть.
– Утер был невероятно горд тем, что ему удалось пройти через эту дверь, а я восхищалась его храбростью. Позднее, когда он заснул, я лежала и смотрела на него и внезапно поняла, что за одну эту ночь мне доверилась страстная, свободная душа, которой время от времени нужно было какое-то убежище, иначе он бы просто умер. Я не знаю, Гвен, поймешь ли ты меня, ведь ты никогда не видела его.
– Может быть, пойму, – пробормотала я.
В это время в комнату неслышно вошла Эттарда и сказала, что за дверью ожидает священник, но королева-мать отрицательно покачала головой, и Эттарда осторожно удалилась.
Когда закрылась за ней дверь, Игрейна сказала:
– Этой девушке я оставила то немногое, что не отдала монахам в Тинтагеле. Этого ей хватит, чтобы прожить безбедно, и мне будет приятно, если ты найдешь для Эттарды место у себя… Она все еще вспоминает те месяцы, когда мы были при дворе, а вы с Артуром только поженились, и мне было бы легче, если бы ты взяла Эттарду под свою защиту.
– Я позабочусь о ней, госпожа, – пообещала я.
– Хорошо. – Игрейна слегка пожала мою руку.
– Я могу рассказать тебе еще кое-что о той ночи, – прошептала королева-мать, снова возвращаясь в мыслях к Тинтагелю. – Признаюсь откровенно, я сразу догадалась, что Утер – это не мой муж, и те, что говорят, будто Мерлин сделал его столь похожим на Горлойса и смог обмануть меня, приписывают магу то, чего не было. – Она криво усмехнулась. – Можешь ли ты поверить, что женщина не сумеет отличить одного мужчину от другого?
Когда в дверь громко постучал Ульфин, который сопровождал короля, притворившись одним из людей Горлойса, Утер поднялся и торопливо оделся. Он накинул на плечи черный плащ, а Игрейна встала и, подойдя к нему, поплотнее запахнула плащ и надвинула пониже его капюшон, чтобы никто из часовых не смог увидеть его лица.
Еще раз пристально посмотрев в суровое лицо Утера и его блестящие глаза, Игрейна приготовилась попрощаться. Их отношения были даром богов, прикосновением, неподвластным времени, с которым не смел спорить ни один смертный. Они были не первыми, и не последними, кого богиня свела вместе подобным образом. Но Игрейна не верила, что будет какое-то продолжение. Она погладила Утера по щеке, потом приподнялась на пальцах и шепотом попрощалась с ним. Выражение лица Утера было строгим и настороженным, как будто он уже крался мимо стражников и часовых, стараясь выбраться незамеченным из крепости врага. Но на минутку его лицо смягчилось, и он пообещал, что найдет какой-нибудь предлог, чтобы заключить с Горлойсом достойное перемирие. После этого он ушел. Игрейна легла в кровать, слишком измученная, чтобы думать о событиях прошедшей ночи, и слишком обессиленная, чтобы гадать, какое дитя может получиться от этой связи. Она лежала на скомканных одеялах, вцепившись руками в подушку и ожидая, когда наступит утро. А на рассвете пришло сообщение, что Горлойс убит во время нападения на лагерь верховного короля, и все ее слуги бросились обсуждать, как дух короля мог возлежать с женой спустя много часов после его смерти. Услышав новость, Игрейна почувствовала головокружение, и весь мир словно раскололся надвое. Она потеряла самообладание и страдала от печали и гнева. Неподвижно, как статуя, она стояла на ветру, глядя на море и слушая крики парящих чаек. Перепуганные дочери Игрейны пробрались в комнату матери и залезли на смятую кровать, в страхе прижимаясь друг к другу. Моргаузе было тринадцать лет, она выросла красивой девушкой, со здоровым цветом лица, унаследованным от Горлойса, но сейчас она побледнела от страха и тихонько всхлипывала. А десятилетняя Моргана, смуглая и хитрая, прищуренными зелеными глазами оглядывала комнату, как затравленный зверек.
– Теперь король Утер сделает нас рабами? – голос Моргаузы был едва слышен. – Или убьет нас сразу, как отца?
– Я думаю, что он не сделает ни того, ни другого, – ответила Игрейна, пытаясь казаться уверенной. – А, кроме того, мы не знаем точно, кто убил вашего отца. Если он возглавлял нападение на лагерь короля, его, вероятно, убил в бою кто-то, питавшийся спасти свою жизнь.
Голос овдовевшей Игрейны затих, потому, что дочери смотрели на нее недоверчиво, убежденные, что смерть Горлойсу могло принести только коварное убийство. Черные брови Морганы сошлись на нахмуренном лице, и она спрыгнула с кровати с криком.
– Я чувствую, что… – кричала она, – Утер, этот римлянин, который называет себя верховным королем… он подкрадывается к Тинтагелю, как зверь, пытаясь утолить свой голод нашей семьей!
Игрейна с изумлением уставилась на Моргаузу. Может ли быть, чтобы ребенок обладал даром видения? Возможно ли, что она знает, кто так недавно лежал на этой кровати? Неужели она воспримет поведение матери как коварное предательство, а не как исполнение воли богини? И как сам Утер посмотрит на это, Утёр, который ради нее, а может быть, и ради себя, обещал, что не причинит вреда королю-вассалу? Мучают ли его сейчас угрызения совести, или он зол на такой неожиданный поворот судьбы?
Утер Пендрагон приехал в Тинтагель в тот же день, ближе к вечеру. Он подъехал к замку по главной дороге торжественно, как полагается человеку его положения. В паланкине он привез тело павшего Горлойса, накрытое черным плащом. Королева корнуэльская величественно и неподвижно стояла на возвышении в конце зала, когда вошел Утер, и яростный взгляд его голубых глаз заставил Игрейну стоять на месте. Удары его шпор по каменному полу высекали искры, а хлыст в его руке ритмично покачивался от каждого его шага.
