Вдалеке, на лугу, который отделял усадьбу от леса, объезжал лошадь Хантер Тиррел. Когда лошадь приближалась к краю леса, Хантер натягивал поводья и разворачивал ее назад. Лошадь была крупной и иссиня-черной масти. Издали Хантер походил на какого-то страшного хищника, крепко вцепившегося в гриву живого существа.
Увидев Бентона и сидящих рядом с ним в коляске женщин, наездник выпрямился и натянул поводья. От этого лошадь взвилась, встав на дыбы. Хантер резко опрокинулся назад и удержался на крупе животного только благодаря тому, что еще сильнее натянул поводья. Когда он пытался усмирить лошадь, мускулы на его спине и руках напрягались и вздувались. Во всей этой сцене виделось что-то слишком первозданное: борьба человека и дикого зверя. И человек, пытающийся подчинить себе это неприрученное животное — выглядел первобытно: крепкий, сильный, полный жизни. В нем чувствовалось какое-то невыразимое мужское начало.
Лошадь, наконец, опустилась на все четыре копыта, но продолжала мотать головой, будто бы все еще сопротивлялась воле человека.
Хантер на какую-то минуту замер, пристально глядя на непрошенных гостей. Затем, ударив пятками по бокам лошади, он не спеша направился к их коляске. На его голове отсутствовала шляпа, и черные, густые, немного длинноватые волосы Хантера отливали на солнце. Лицо мокрое от пота, сам весь в пыли. На лице пот смыл всю грязь и оно влажно блестело. На нем была надета рубашка, расстегнутая до половины так, что обнажала загорелую и влажную грудь.
Линетт осторожно перевела дыхание. Она уже почти забыла, какой Хантер сильный и мужест-венный. Давно уснувшие чувства вновь ожили, и она бессознательно подалась вперед.
Хантер подъехал к ним со стороны, где сидел Бентон, даже не взглянув на нее. Он вопросительно поднял черные брови, глядя на неожиданного визитера. Линетт обрадовалась, что он занят Конвеем, это давало возможность наблюдать за ним, не будучи замеченной. Сколько же времени прошло с того дня, когда они виделись в последний раз? Сразу после возвращения из Техаса Хантер неожиданно ночью пришел к Бентону. Линетт же увидела его, когда он уже уходил. Было довольно темно, и она не смогла ничего рассмотреть.
Но она прекрасно все помнила еще с довоенного времени. Она знала его лицо, его тело так же хорошо, как и он всю ее. Сейчас бросалось в глаза, что его внешние черты лица уже не такие яркие и живые, как в молодости. Но все-таки он оставался красивым. Лицо Хантера было загорелым, у уголков глаз и рта появились неглубокие морщины — следы прожитых лет. Все еще ярко-зеленые глаза прекрасно контрастировали со смуглой кожей, и в них сохранялась та же прежняя напряженность. Но теперь в выра-ясении глаз еще добавились усталость и цинизм, чего не было раньше. Он казался старше и жестче. Не вспыхивала немного насмешливая улыбка, которая всегда могла очаровать любую женщину, независимо от ее возраста.
Хантер скрестил руки на груди и молча смотрел на Бентона, ожидая, когда тот заговорит и объяснит причину их появления здесь.
— Доброе утро, Хантер. Кажется, ты уже знаком с моей женой Линетт. Линетт, поздоровайся с мистером Тиррелом.
Хантер бросил в ее сторону быстрый взгляд и слегка поклонился.
— Миссис Конвей.
— Мистер Тиррел.
Боже, когда-то он прижимал эту женщину к своей груди и ее обнаженная кожа касалась его. Сейчас же они обращаются друг к другу «мистер» и «миссис». Это было нелепо, но заставило скорее почувствовать боль утраты, чем вызвать смех.
Бентон перевел взгляд с Хантера на жену и опять на Хантера. Казалось, он не в силах решить, кто же из них представляет больший интерес. Хантер взглянул на сидящую за Линетт Розмари и еще раз поклонился.
— Мисс Конвей.
— Здравствуйте, — едва дыша, ответила девушка. Про себя Линетт отметила и удивилась напряженности, которая появилась в поведении падчерицы. То ли это было вызвано стесненным состоянием всех присутствующих, неестественностью, повисшей в воздухе, или из-за мужественной внешности Хантера. Он всегда производил сильное впечатление на женщин.
Хантер снова перевел взгляд на Бентона.
— Что тебе здесь нужно, Конвей?
— Ай-ай-ай, Хантер, разве так разговаривают с покупателями? — спросил Бентон, разыгрывая забавное удивление. — Думаю, ты должен научиться быть более обходительным, если хочешь, чтобы твой конный бизнес процветал.
— Ты сказал, что ты покупатель? — губы Хантера скривила недоверчивая усмешка.
— Да, конечно. А по какой другой причине я оказался бы здесь?
— Не знаю. Вот ты мне и скажешь.
— Я здесь, чтобы взглянуть на твой молодняк. Я собираюсь купить для прогулок лошадей для дочери и жены.
Бентон обернулся к Линетт. Хантер машинально тоже посмотрел на нее. Взгляд его задержался на миссис Конвей какую-то долю секунды, затем снова вернулся к гостю.
— Я не имею дел со скалавагами, Конвей, — ровно сказал он. — Вы хищники, питающиеся падалью. Ты зря теряешь здесь время.
— Ох-ох-ох, должно быть, ты процветаешь или страшно богат, если можешь позволить себе отказаться от выгодного предложения, — насмешливо проговорил Бентон.
— По крайней мере, я спокойно сплю ночами.
— В самом деле? — Бентон прищурился и положил руку на бедро Линетт.
— А мне казалось, что это мне спится ночами лучше, чем тебе.
Линетт съежилась, а лицо ее залила краска стыда. Так откровенно напоминать об их близких отношениях было верхом грубости со стороны мужа. Он мог с таким же успехом просто сказать Хантеру, что имеет ее. Линетт почувствовала себя такой униженной, будто ее раздели перед всеми. И в то же время не могла ничего возразить. Любая попытка остановить издевательства мужа только ухудшила бы ситуацию.
Хантер посмотрел на руку Бентона, затем взглянул в лицо. На мгновение в его глазах ярко блеснуло что-то мрачное. Бентон бросал ему вызов. Это понимали все. Никто из Тиррелов никогда ни перед кем не отступал, тем более Хантер.
— По-моему, ты прав, — сказал он холодно сдавленным голосом, словно лезвие ножа полоснуло его горло. Затем он спрыгнул с лошади. — Нельзя отказываться от сделки. И не важно, кто ее предлагает.
Он легко обошел их коляску и остановился рядом с Линетт.
— Какие лошади вас интересуют, мэм?
Линетт не хотела подавать руку Хантеру, выходя из коляски. Она боялась, что, почувствовав его прикосновение, начнет дрожать. Но выбора не было. Единственная возможность сохранить остатки гордости виделась в том, чтобы делать вид, будто ни поступки Бентона, ни поведение Хантера ее не смущают. Она положила ладонь в руку Хантера. И хотя на руке была надета перчатка, Линетт не смогла сдержать охватившего ее трепета. Но ничего никто не заметил.
