Он опустился на колени рядом с королевой и пришел в ужас от жуткого выражения ее лица и пены на губах.
«В нее вселился дьявол», — испуганно подумал он и перекрестился.
Из глубины ее горла доносилось рычание, и это еще больше устрашило его. Он почувствовал, что один не справится.
— Билл! Том! — крикнул он. — Королеве плохо. Помогите госпоже.
Солдаты подскочили и наклонились над королевой, а один из них попытался омыть ей лоб водой из родничка. Позже они смутно могли вспомнить, что произошло затем. В последующие годы эти трос пересказывали событие каждый по-своему, и легенду о проклятии излагали противоречиво. Они были согласны только в том, что королева Эдит откуда-то достала кольцо викингов — такое могущественное, что оно, должно быть, принадлежало Великому Завоевателю. Билл говорил, что оно сверкало, как огонь, а Том — что вода в роднике сразу закипела и поднялся пар, когда королева бросила в него кольцо. Начальник эскорта ничего этого не видел, но он должен был признаться, что не мог оторвать взгляда от искаженного лица королевы Эдит.
Все они слышали, как королева призвала Одина отомстить за нее, а Том — потомок предводителя похода, принесшего корону Англии Кнуту — утверждал, что она призывала еще и норвежского короля эльфов. О том, что случилось далее, все говорили по-разному, за единственным исключением: все трое слышали ее проклятие поместья Саттон на вечные времена: «Пусть оно познает смерть, безумие и отчаяние».
Билл подумал, что она прокляла и владельца поместья, и это было бы кстати, потому что в то время поместье принадлежало королю Эдуарду.
Но все перепуганные мужчины стали очевидцами того, как после очередного проклятия тело королевы Эдит стало дергаться в неистовых конвульсиях, и она лишилась сознания.
— Дьявол покинул ее, — выдохнул начальник.
— Иисус Христос, спаси нас всех.
— Аминь.
— Мы должны как можно скорее отвезти ее в монастырь. Бог позаботится, чтобы там ее душа обрела покой.
Они осторожно водрузили ее на коня, и начальник сел позади нее, держа в руках обмякшее тело. Взглянув на ее перекошенное лицо и мокрые пряди волос цвета льна, выбившиеся из-под шлема, он вздрогнул.
— Это ужасное место. Скорее уедем отсюда! После их отъезда ничто не тревожило тишины, кроме всплеска капель дождя, падающих в ямку с водой. В родничке, в глубине его мутных вод, неустанно двигалось кольцо викингов. Древнейшим обрядом были призваны могучие силы языческой магии. Проклятие, которое веками будет висеть над мужчинами и женщинами, живущими здесь, вступило в свое неумолимое действие.
17 мая 1521 года над всей Англией было жаркое, безоблачное небо. Земля затвердела и спеклась, а на улицах Лондона — зловонных сверх меры даже для самых нечувствительных носов — незадачливый астролог был закидан камнями за то, что напророчил, что дождя больше не будет никогда.
В саттонском лесу семейство рыжего оленя пило воду из древнего родничка, служившего когда-то источником воды для охотничьего домика короля Эдуарда. Их бархатистые языки поблескивали от капель воды, а уши постоянно шевелились, прислушиваясь к малейшим звукам — не приближается ли охотник. Теперь только это могло потревожить их.
От охотничьего домика давно уже остались одни руины, а господский дом, выстроенный большим семейством Бассетов в середине века, тоже приходил в ветхость. Казалось, что после того, как королева Эдит была увезена в монастырь, то есть спустя пять столетий, мало что изменилось. Только то, что господский дом был покинут, служило безмолвным доказательством обманчивости картины. Красота и спокойствие были просто иллюзией! Ибо ни один человек не мог спокойно жить в проклятом когда-то месте. Поместье возвращалось к лесным обитателям, которым принадлежало с начала времен.
На Тауэр Хилле запах разношерстной толпы, собравшейся поглазеть на отрубание головы Эдуарду Стаффорду, герцогу Букингемскому, долетал до эшафота, и Ричард Вестон, присутствующий в качестве официального лица, поднес к носу саше с лавандой. Он так и держал его, когда голова герцога, из которой продолжала хлестать кровь, упала на солому. Жара и зловоние толпы претили ему намного больше, чем смерть, очевидцем которой он только что стал. Для него выбрасывающие кровь артерии Стаффорда означали только, что все избавились от дурака. Этот глупец не только угрожал трону, но и привел в ярость патрона Ричарда, великого кардинала, восседавшего во дворе Хемптонского дворца.
Палач за волосы поднял голову вверх и медленно развернул ее так, чтобы все могли хорошенько разглядеть. Взирая на весьма удивленное выражение, застывшее на лице казненного герцога, Ричард подумал: «Только ты можешь удивляться, паяц! Твоя голова была потеряна, когда ты пролил воду в туфли Уолси. Никто, желающий жить, не наносит удар — или даже пощечину — правой руке короля».
А так и было в Англии. После короля кардинал Уолси был самым могущественным человеком на земле, и все, жаждущие продвижения, твердо придерживались его партии. Естественно, Вестон со своим безошибочным даром выбирать правильную сторону стал человеком кардинала. Он старательно выказывал восхищение патроном во время церемонии, той самой, когда в присутствии всего двора Букингем умудрился пролить содержимое таза, который он держал для омовения короля, на туфли Уолси. Насмешки и пересуды, последовавшие за этим, положили начало кампании, целью которой стало уничтожение герцога, и хотя Ричарду тоже страшно хотелось расхохотаться, он был таким рьяным приверженцем кардинала, что его губы даже не дрогнули.
Ричард мысленно вернулся к своему разговору с Уолси месяца два назад.
— Когда мне было всего двадцать, милорд, — сказал он, — я собрал войско против Ричарда III на Босфоре. Я и мой отец Эдмунд предоставили корабли и деньги для отца Его Светлости короля Генриха Тюдора во время той же кампании. У Вестонов стало традицией поддерживать Тюдоров.
Ричард осторожно подбирал слова.
— Есть ли способ, милорд, которым я могу продолжать служить Тюдорам?
Уолси устремил на него взгляд тусклых маленьких глаз, и Ричард понял, что высказался удачно. Кардинал встал и подошел к окну. Стоя спиной к нему и глядя в окно, он неторопливо произнес:
— Этот человек — предатель и заговорщик. Его следует уничтожить, Ричард. Я говорю, что он должен быть уничтожен.
— Смерть врагам короля, милорд.
Кардинал повернулся от окна с тенью улыбки на губах. Он ничего не сказал, но Ричард уже низко кланялся, покидая комнату. Игра началась, и план, который должен был привести Эдуарда Стаффорда на плаху, уже вырисовывался в его мозгу.
