Но сейчас они были так близки, а она оказалась бессильна осуществить задуманное. Когда его губы коснулись ее губ, они зажгли в ней страстные желания, а его теплый язык раздул их в обжигающее пламя. Он пробовал ее на вкус, гладил, ласкал и пробуждал пульсацию в каждой клеточке ее существа.
Но не животные чувства вызвал его поцелуй, а не большее — волну острого желания, которая затопила ее тело и заставила прижаться к нему так тесно, что золотой позумент на мундире вонзился ей в кожу, а пуговицы на лацканах вдавились в грудь.
К этому времени ей уже следовало бы сбежать. Но она не могла. Она хотела большего. Еще немного ощущать под своими ладонями твердые мускулы обнимающих ее рук. Движения его теплого языка эхом разносились по всему телу, посылали стрелы острого желания куда-то в самую ее сердцевину. Она отдалась этим ощущениям, не в состоянии сделать что-либо еще, в смятении от своей слабости, неспособности противостоять этому растущему желанию. Она не сумела удержаться и прижалась к нему, пока ее женское естество не откликнулось на его безмолвный призыв.
— Ты научился этому в Индии? — выдохнула она.
— Я научился этому у тебя. — Его темные глаза мерцали. — Научишь меня еще?
Она не ответила, ужаснувшись тому, как сильно ей хотелось сказать «да».
Этому солдату, этому убийце.
Она готова была изменить Рэндаллу с мужчиной, который носит ту же форму, что и его убийца. Она, которая с презрением отвергала предложения мамаши Бриствик и ее угрозы, даже когда после смерти Рэндалла осталась без гроша, стоит тут сейчас, ничем не лучше любой уличной шлюшки, отдаваясь незнакомцу за просто так. А ведь она должна его ненавидеть.
Она что, рехнулась? И пусть его дыхание у ее уха вызывает приятную дрожь, она не должна поддаваться этому запретному удовольствию. Она должна призвать всю свою злость и, словно беса, изгнать из себя то желание, которое воспламеняют его поцелуи. Она должна бороться со своей слабостью. Она не может позволить себе потерять голову, какие бы чувства он в ней ни пробуждал.
Если бы только она могла заставить себя двинуть его коленом в пах, как намеревалась. Но Темперанс не в силах была так поступить. Ее предательское тело было слишком благодарно, чтобы сделать ему больно. Впрочем, есть другой способ освободиться.
Его глаза были полузакрыты, дыхание прерывистое. Он все еще находился во власти желания и думал, что и она тоже.
Темперанс начала расстегивать пуговицы на его кожаных бриджах.
Он стоял, закрыв глаза, всецело отдавшись удовольствию. Она небрежно скользнула рукой вверх, к поясу, вытащила последнюю пуговицу из петли. Бриджи теперь были полностью расстегнуты. Она потянула их вниз, по крепким бедрам, не обращая внимания на пульсацию в самых укромных уголках своего тела. Если ей удастся стащить их чуть ниже, они стреножат его как путы коня. И тогда она сможет убежать.
…Когда она отскочила, он схватил ее за ворот платья. Темперанс дернулась в сторону, пытаясь вырваться и не обращая внимания на боль. Ткань врезалась в тело, но вот платье наконец выскользнуло из его руки, и она освободилась. Не теряя времени, она понеслась прочь. Сердце безумно колотилось в груди. Темперанс была похожа на перепуганную лань, убегающую от стаи волков. Нельзя позволить ему догнать ее, иначе он опять заключит ее в роковое объятие. А если он сделает это, она уже не сможет устоять.
Темперанс прислушивалась, не раздастся ли за спиной топот, но по безлюдной улице проезжал какой-то экипаж и грохотом своих колес заглушал остальные звуки. Напрягая слух, чтобы понять, не преследует ли он ее, она проклинала свои неуправляемые порывы. Она все еще находилась в их власти. Она почувствовала смесь ужаса оттого, что он поймает ее… и сожаления, что он этого не сделает.
Темперанс все бежала и бежала, направляясь в тайное убежище. Ей оставалось только еще один раз свернуть, нырнуть в проулок, и она будет в безопасности. Наконец она нажала на потайной рычаг, открывающий дверную задвижку, и скользнула в узкое пространство за дверью.
Вот она и спасена. Но ее тело все еще пылало страстью, разбуженной его поцелуем, и заставляло усомниться, удастся ли ей теперь спастись от самой себя.
Никогда еще Трев не трезвел так быстро, ошеломленно наблюдая, как женщина, которой он распахнул свое сердце, сворачивает за угол и исчезает. Он чувствовал себя форменным дураком. Оставалось только порадоваться, что его унижения никто не видел. Но вдруг в переулок свернул экипаж, и в окне промелькнули расширенные от ужаса глаза какой-то дамы.
Он повернулся лицом к стене, как какой-нибудь пьяный, который собирается облегчиться. Щеки его горели от стыда.
Теперь он просто не мог взять в толк, какое безумие овладело им. Как он позволил себе поддаться этой слабости? В объятиях карманницы ему показалось, будто он вернулся домой. Это ощущение и сейчас еще слабо брезжило в его мозгу, как последнее мимолетное воспоминание об одном из тех снов, которые кажутся реальными даже после пробуждения. Но это всего лишь сон.
Он использовал власть, которую получил над ней, чтобы пленить ее. А она поступила в точности так, как поступил бы он сам, если бы попал в такой переплет. Как он мог вообразить хотя бы на минуту, что она почувствует что-то кроме отвращения к грубому совокуплению, которое он ей предлагал?
И все же настолько сильными были чувства, которые он испытал, когда держал ее в своих объятиях! Он мог бы поклясться, она разделяла с ним телом и душой то ошеломляющее ощущение чего-то чудесного, что должно было вот-вот произойти.
Он сошел с ума. Непрошеный голос другой женщины прозвучал у него в голове: «Если бы будешь хорошим мальчиком и не станешь сейчас плакать, завтра я вернусь и принесу тебе пирожное». Что ж, стоило быть умнее и не гнаться за тем, чего ему никогда не найти — и уж точно не здесь.
Ничего, переживет. Это будет не так уж трудно. Он мысленно сравнил себя с мартовским котом, чьи амурные вопли были заглушены ведром помоев. Он не знал, смеяться или плакать. Единственное, что он мог, извлечь из этого урок. Все совершают промахи, но мужчины, которых он уважает, никогда не повторяют своих ошибок.
Застегнув штаны, он заметил тонкую цепочку, свисавшую с его руки. Должно быть, порвалась, когда он схватил ее за ворот в тщетной попытке удержать. Взглянув себе под ноги, он увидел круглый медальон, который лежал, поблескивая, на камнях. Он поднял его и открыл. Пальцы нащупали локон волос, спрятанный в углублении с одной стороны. С другой был портрет, но в темноте его невозможно было разглядеть.
